Анастасия Василёк - Мозаика судьбы

Мы бежим между домами, которые создают узкую грязную улочку. Мы двигаемся не останавливаясь. Наконец, впереди показался маленький сарайчик.

– Мне нужен отдых, – воскликнула я. Но это была не я. Я готова бежать еще дальше от этого непонятного мне хаоса. Но не мне это решать. Мы заходим в маленький сарайчик и садимся на земляной пол, тяжело дыша. Я достала телефон и быстро набрала номер. Голос, который я услышала в следующую секунду, заставил внутреннюю меня содрогнуться. Ощущение, будто я уже слышала его где-то, и я его боялась, но моя соседка по голове думает по-другому. Она любит его. Кажется, любит.

– Марк? Ты меня слышишь?

– Брук? Это ты? Боже, я не могу до тебя дозвониться уже три дня, я поднял на уши всю твою газету, они связались с министерством иностранных дел, они уже начали искать вас! Где вы?

– У нас не было связи здесь, террористическая группировка атаковала местность близ Йемена, я в одном из селений недалеко.

– Ты сможешь добраться до столицы?

– Я…я не уверена.

– Джош с тобой?

– Да, мы вдвоем.

– Тогда вы должны добраться до Йемена, вас там будут ждать.

Кажется, разговор закончился, я думаю, что сейчас он положит трубку, но нет.

– Брук, я люблю тебя!

– И я, Марк! Жди меня.

– Я…

Связь прервалась. Моя дрожащая рука сжимает телефон. Я поднимаю глаза на Джоша.

– Он сказал идти в Йемен.

– Идти? А твой влиятельный парень не может прислать за нами кого-то? Нам придется пройти большое расстояние по открытой местности, он буквально посылает нас на смерть.

– Джош, это война, мы не на курорте, и никто не обязан предоставлять нам эскорт. Мы на работе, мы сами выбрали этот путь. Наш долг быть здесь и показать миру весь ужас, что здесь творится.

– Я вообще не хотел в этом участвовать, если бы не ты…

Он посмотрел на меня таким пронзительным взглядом, его рука потянулась к моему лицу и стерла слезинку со щеки.

– Джош, не надо, все давно в прошлом.

Я поднялась и вышла из сарая, он за мной.

– Кончилось? Не для меня!

Я направилась к песчаной дороге, оглядывая местность. Никого. Пугающе никого.

– Ты не боролся за меня!

Он схватил меня за руку и развернул к себе: «А я могу? Мог я бороться с ним? Он наврал тебе обо мне, а ты поверила. Это ты не боролась!»

Я смотрю в его глаза, и вдруг шепчу: «Прости».

Сама я не понимаю, почему говорю это, пытаюсь раскопать ответ внутри себя, но эти двое уже прижимаются к друг другу, еще чуть – чуть и они поцелуются, как тишину разрывает рев мотора.

Две машины выезжает со стороны пустыни, прямо на ходу из них вылетают люди с замотанными лицами и автоматами в руках. Они что-то кричат, подбегают к нам и тыкают прицелами в нас. Животный страх захватывает меня, я пытаюсь бежать, но один из террористов, а это именно они сомнений нет, хватает меня за руки и заламывают за спиной. Джош что-то кричит на арабском языке, другая я это понимает, но я настоящая в таком шоке, что теряю контроль над телом. Наконец машины останавливаются, и оттуда выходит высокий араб. Его лицо открыто, и это пугает еще больше. Он подходит к нам и начинает смеяться, а потом говорит: «Американские журналисты? Наконец-то вы попались. Не бойся, милая, – он гладит бьющуюся в руках боевика меня по щеке, – я верну тебя домой особой посылкой. Тащите их в штаб»

Террористы тут же исполняют приказ. Завязывают нам глаза и, видимо, толкают к машине. Мне темно и страшно, мне нечем дышать. Мы едем совсем недолго, я постоянно чувствую дуло автомата у лопаток. Мысли перемешиваются в голове. Я уже не знаю, где я настоящая, а где из прошлого. Все заканчивается подвалом. Я сижу на стуле, напротив Джош. Губа разбита, но я не помню, когда его били. Лампочка на проводе раскачивается над нами, озаряя помещение тусклым светом. За спиной Джоша стоит все тот же улыбающийся негодяй. Он смотрит только на меня. Мы встречаемся взглядами, и я знаю, чем все закончится. Смерть в его глазах, только смерть, больше ничего.

– Знаете, вы, американцы, не умеете ценить жизнь. Вам вечно нужно лезть туда, куда вас не зовут. И я думаю, пора преподать твоему народу урок. Мой народ разберется в своих делах сам. А чтобы твои люди усвоили все хорошо, я пошлю им учебный фильм.

Он говорит это и смотрит мне в глаза. И я понимаю, что плачу.

– Принесите его камеру.

Приказ выполняется.

– Ты будешь снимать, – он протягивает камеру Джошу.

– Никогда, ублюдок!

– Ты будешь снимать или я расчленю ее на твоих глазах.

Я всхлипываю и с мольбой смотрю на Джоша. Я вижу в его взгляде столько любви, что знаю, он сделает это ради меня. Его развязывают, но тут же приставляют к голове автомат. Он берет дрожащими руками камеру. Главарь подходит ко мне и говорит: «Включай».

Джош делает то, что он говорит.

Прямо над моим ухом звучит его холодный голос, она говорит на ломанном английском:

«Я обращаюсь ко всем американцам – не лезьте в чужие дела. Это наша страна и наша война. С каждым американцем на нашей земле мы сделаем это…»

Я так хотела услышать, что же это, мне показалось, что его голос удаляется от меня, и я уже хотела повернуться, как…волна боли быстро начала разливаться от головы по всему телу. Я почувствовала, как меня выталкивает из этого тела. Я беспокойно взглянула на Джоша, его руки дрожали, и он плакал. Он смотрел не в мои глаза, потому что я поняла, что я уже не в теле. Я исчезала. В последнюю секунду я увидела всю сцену как с высока – Брук сидела на стуле, голова была одной большой кровавой раной, но один глаз был виден сквозь кровь, и он был широко открыт и смотрел прямо на Джоша. Я стала задыхаться, я умирала вместе с ней.

Оливия Браун. Нью-Йорк. 2032 год

Сначала было ослепительно светло, а потом я поняла, что падаю. Мне было плохо, несколько секунд я вообще не понимала, кто я, билась на полу, как рыба, выброшенная на берег, потом чьи-то холодные руки начали поднимать меня и пытаться поставить на ноги. Голоса, кто-то слегка бьет меня по щекам, а я все не могу сфокусироваться и наладить дыхание. И тут я слышу знакомый голос: «Ты не Брук, ты Оливия! Ты жива!»

Я жива. Я делаю глубокий вдох…передо мной на коленях стоит Джош…нет, это Пол, но я вижу в нем слишком много схожих черт с Джошем. Я пытаюсь начать говорить, но голоса нет. Поэтому я хватаю за руку Пола и многозначительно смотрю ему в глаза. Я хочу, чтобы он сказал это вслух. Что он – это Джош. Но ко мне уже бежит Беатрис с женщиной в белом халате. Меня, как тряпичную куклу, хватают под руки и ведут куда-то. Я оглядываюсь в поисках все тех же глаз, но все уже перемешались в беспокойстве. Я отключаю себя.

Включаюсь, видимо, в каком-то медицинском кабинете. Надо мной стоит Беатрис, ее брови нахмурены, а рот натянут тонкой возмущенной ниточкой.