Джасур Исхаков - Короткое, как вздох, прощай…

Вдруг почувствовал присутствие Асика. Он вернулся, поняв, что я лично не буду участвовать в ремонте машины.

– Ну, это ещё терпимо, – услышал я его голос. – Ты просто констатируешь факты. Сухо. Буднично. Конкретно. Молодец, умеешь. Иногда.

«Наглая рожа», – подумал я про себя, но, как я уже говорил, Асик умел читать мои мысли.

– Прежде чем делать такие заявления, посмотри на себя в зеркало! Ты ведь не видишь меня! Может, я в сто раз лучше? А ты – «наглая рожа»! Эх!

– Ладно, извини, Асик, постараюсь больше не обижать тебя. Давай, читай дальше.

– С выражением? – съязвил Асик. – Ладно, ладно, не крути так желваками! Читаю!

«Ещё ночь, но небо уже светлеет перед рассветом.

Рассказчик снов обходит двор, вглядывается в темные ещё окна. Подходит к колонке, приникает к воде. Затем приставляет к стволу чинары лестницу, поднимается на дерево». Ремарка кончилась, идет текст твоего Рассказчика: «Мы с Гришей и Пашей соорудили наверху целый дом из старых досок, тряпок и картона. Как только наступали теплые дни, мы проводили здесь почти все время. Родители разрешали даже спать там. О нас забывали, и мы видели наш двор как на ладони. Сколько секретов мы узнали о наших соседях! Именно отсюда был виден душ, где в жару купались не только мужчины».

Асик рассмеялся.

– Значит, подглядывали? Да, «Тимур и его команда»!

– Читай, не отвлекайся!

«Здесь, наверху, был целый мир. Сколько мне было тогда? Лет тринадцать или четырнадцать. Именно здесь я плакал от горечи первой, неразделенной любви. Её звали Лола. Она была года на три старше меня». Снова ремарка: «Слышится приглушенный смех, шепот. Рассказчик снов оглядывается, встревоженно прислушиваясь». «Вот… Это она… Моя первая любовь… Правда, она так никогда и не узнала, как я её любил. В детстве разница в три года – это целая пропасть. А потом, девчонки взрослеют быстрее. По всем признакам. Ты ещё тощий скелетик с пробивающимися усиками, тонкими ручками и ребрышками наружу, а у них уже вырисовывается «гитара» и рвутся передние пуговицы на шелковых блузках. В тот день я слышал её голос и догадывался, что она целуется с каким-то ненавистным мне парнем.

– Ну всё, всё! Мне надо домой… Мама заругает! – шепот Лолы.

– Ну ещё минутку! Я тебя люблю, Лолка! Сильно-сильно!

– Пусти… Ой, ты мне кофточку помял!.. Смотри, звезда полетела! Загадай желание!

– Это спутник! – поправляет её парень.

– Фу ты какой! «Спутник»! Это звезда! Наша с тобой звезда… Ну всё…»

– На самом деле «всё!» Всё, хватит этих лирических соплей! – сурово произнес Асик. – И ты ещё удивляешься, почему режиссер не взял твою пьесу? Он правильно сделал! Первая сцена, а зритель ничего не видит! Только слышит! Это тупость и идиотизм! Театр тебе не радио! Не у всех такая богатая фантазия, чтобы по звукам понять, что происходит сейчас за кулисами. Если бы ты написал, что всё это происходит на сцене, у нас на глазах, зритель бы с интересом смотрел твой «спектакль». Представь, этот парень целовал бы её, прижимался бы к твоей Лоле. А она делала бы вид, что отстраняется, а на самом деле сама приникает к нему. А может быть, он и под платье…

– Замолчи, дурак! Мне хотелось показать целомудренность моей героини! – закричал я.

– По-моему, ты с луны свалился! Отстал ты от реальности! Что сейчас показывают на подмостках всего мира? Клубничку, дешевые пошлости, кривляния. Или кровавые смертоубийства! И именно это очень нравится простому зрителю, который приносит свои денежки в театр. Всё везде одинаково – что на пресловутом Бродвее, что в Париже, что в Москве, что у нас. Ну, конечно, у нас всё скрытнее и завуалированней. Но всё же! Этот режиссер знает свое дело!

– Слушай, Асик, ты ведь мне друг?

– Не знаю. Местами… – Асик засвистел мелодию: «Как много девушек хороших, как много ласковых имен…»

– Но ты должен меня понять, что тогда было другое время, другие отношения!

– Конечно, тогда и урюк был слаще, и снег холоднее! Слышали! И секса тогда не было! – категорически отрезал Асик.

Вспомнил, паразит, как одна задубевшая от неловкости девушка на телемосте «СССР – Америка» ляпнула на весь мир: «В СССР нет секса!» И лукавый Познер раздул (как он это хорошо умеет) эту нечаянно брошенную фразу. И началось, и закрутилось! «У нас нет секса! Все слышали? Нет, и всё тут! А во всем виноваты эти «совки»! Именно в это время почти все соревновались, как лучше и забористее окунуть собственное прошлое в грязь, как перечеркнуть то, чем мы жили. И эта фраза девицы с двумя извилинами в голове покатилась по всему свету, добавляя ко всем «огоньковским» и другим «разоблачениям» некий шарм, некую достоверность. «Нет секса!» Ну конечно – «Империя зла», что с неё взять? Бедные, бедные! Как же это они там живут?»

Асик, прочитавший мои мысли, сказал мрачно:

– Послушай, автор! Но ведь ты сам, сам был недоволен, был даже зол на то, что тебя тогда окружало, что составляло суть той жизни! Ты сам прилипал к приемнику и слушал на коротких волнах сквозь помехи глушилок «вражеские голоса». И чаще соглашался! Так что не заводись сильно! А то не хватает сейчас детского восторженного крика: «Спасибо партии и правительству за наше счастливое детство»!

На самом деле, я очень любил наш приемник «Восток», но больше слушал радиостанцию «Цейлон». Сквозь шипение, свист и перестук морзянок звучала изумительная музыка. Ритмичная, манящая. Потом я узнал, что это были песни Элвиса Пресли и Фрэнка Синатры. А тогда мы просто слушали «Зе рэдио оф Силон». И в наших головах возникали образы каких-то чудесных стран.

– Хозяин, – вовремя отвлек меня дядя Боря. – Надо кое-что подкупить по мелочам. А то магазин закроют.

Я отсчитал деньги на запчасти.

– Боря, а сколько работа будет стоить? – спросил я неуверенным голосом.

– Что, проблемы с деньгами?

– Как тебе сказать…

– Не волнуйся: не хватит – потом вернешь, мы ведь не первый день знакомы, – великодушно сказал Боря и ушел в автомагазинчик у ворот станции.

– Вот, отдаешь остатки гонорара за высокое произведение киноискусства – «Развитие машинного доения в Сурхандарьинской области»! – с сарказмом произнес Асик.

– Асик, как же ты любишь сыпать соль… на раны… Читай, а!

– «Не сыпь мне соль на раны, они и так зудят!» – пропел Асик и принялся читать пьесу. – Так, Рассказчик снов продолжает:

«Воспоминания… Они как сны. Иногда они бессвязны, а иногда конкретны, осязаемы. Как сейчас. Я, ещё мальчишка, там, наверху. И мне всё видно и всё слышно! Закрыть глаза и уши или упасть с дерева и разбиться насмерть прямо перед той девочкой из нашего двора, Лолой… Но вы меня не увидите. Вы увидите мои сны. Сны о моем городе, о Ташкенте, о нашем дворе, о моей первой любви…» Пошла ремарка: «Лола входит во двор. Она счастливо улыбается, напевает чуть слышно «Венский вальс» Штрауса, пританцовывает, кружится вокруг сирени. Скидывает туфельки на высоких каблучках, заходит за угол, стягивает с себя нарядное платье, надевает ситцевый халатик, домашние тапочки. В это время из дверей одной из многочисленных квартир выходит Исаак Давыдович с чашкой в руках. Наблюдает за танцующей девушкой. Кашляет. Лола испуганно оглядывается.