Александрос Бурджанадзе - Пасынки отца народов. Какого цвета любовь? Квадрология. Книга третья

«Си-ро-та! Си-ро-та, – стучало в её мозгу, – бедная моя мамочка си-ро-та! И деда, оказывается, не папа. Значит – не родной деда. Но это значение не имеет, и совсем не потому, что его больше нет. Потому, что невозможно было бы любить его больше, если б он был даже сто раз маминым папой, а не просто папиным братом». Мама всё говорила что-то. То кричала, то понижала голос. Вдруг у Аделаиды в голове зашевелились какие-то воспоминания, словно она поняла что-то, что-то давно сказанное, и, казалось, совсем забытое. Она почувствовала, как в её коленках «заиграл нарзан». Именно такое ощущение у неё бывало, когда она случайно во дворе видела у кого-нибудь разбитую в кровь коленку. Она прямо сама почувствовала, как расширяются её глаза. Она читала, что человек, когда удивляется, его глаза расширяются и как бы становятся выпученными. Обычно в книгах гак и описывали удивление или испуг: «Он стоял с выпученными глазами». Но как это бывает на самом деле, и что при этом чувствуешь, Аделаида поняла только сейчас: Так вот о чём хотел сказать мне деда тогда на пляже, когда подарил книжку! Вот что он имел в виду, когда сказал «я не совсем твой»! Вот она – тайна и раскрылась… Совсем случайно и неожиданно. И очень грустно… Тогда понятно, почему бабуля – «эта женщина». Потому что она нам вообще никто! Просто дом продала и магнитофон «Днипро – 11» не отдаёт!

Но эти мысли занимали Аделаиду не очень долго. С совсем недавних пор её стали занимать совсем другие мысли и она научилась быстро на них перескакивать, когда начиналось что-то неприятное.

С возрастом оказалось, что проблемы вовсе не начинаются и не заканчиваются уроками и успехами в школе в целом. Оказывается, есть вещи, ну, если не гораздо более страшные, чем четвертные оценки, то, во всяком случае – вовсе не уступающие им по своим моральным ценностям.

Когда Аделаида была маленькой, существование двух, как выяснилось позже, «противоположных» полов её не очень интересовало. И тем более её не интересовало, чем уж эти «полы» или «пола» были так уж сильно «противоположны»? Ноги у этих «полов» есть и у тех и у этих, руки есть, одна голова, «полы» работают, едят, женятся. Почему, однако, и «те» и «противоположные»?! В её понимании всё различие сводилось исключительно к относительно свободному выбору одежды у мужчин и гораздо более ущемлённому у женщин. А во всём остальном в Конституции СССР сказано: «Права мужчин и женщин равны». И в школе по истории именно так и проходили: «Великая Октябрьская социалистическая революция сравняла права мужчин и женщин», хотя Аделаида не полностью понимала, почему это, собственно, тема для беседы? Ведь и мужчины и женщины – люди!

Но раз так в школе проходили, значит, были какие-то другие, дореволюционные времена, когда женщинам всё-таки жилось туго. «А не то ли это время, – глубоко вдумывалась Аделаида, – когда женщин сжигали на кострах, а участковые милиционеры закрывали на это глаза?! Это когда эти «бесноватые» заходили на «э-ша-фот» и их там сжигали. Да, пожалуй, то время! Но как хорошо, что произошла революция и женщин, скорее всего, уже не жгут, и зря мама тогда её пугала! А может, не пугала, а шутила? Ну, не важно! Важно, что в их Городе женщин точно не жгут. Ну, по крайней мере, Аделаида этого не видела. И всё-таки, если присмотреться и подумать, получается, что различий всё-таки больше, чем в одежде.

Равные права, как обещано в Конституции СССР, на деле оказались не только «не равными», а диаметрально противоположными!

Мужчины могли позволить себе выходить во двор в облезлых спортивных подштанниках без майки или рубашки. При этом их висячии, покрытые седоватой шерстью животы никого не смущали. Но ни в какую жару мужчина бы не надел шорты! Мужчину в шортах могли бы сдать в психиатрическую больницу. Выходило – с обнажённым торсом и сиськами можно, а с обнажёнными икрами – нельзя! Почему? А женщины вообще продолжали подметать уличную пыль подолами суконных чёрных юбок. Никакая мода не работала в их Городе. Аделаида лично о моде знала очень многое, потому что мама выписывала журнал «Работница», и там в каждом номере были замечательные вкладыши, они назывались «бесплатное приложение». Так вот в этих «бесплатных приложениях» к журналу «Работница» были совершенно замечательные выкройки: то юбок-«восьмиклинок», то «годэ», то предлагалось сшить на лето «весёленький сарафанчик» с открытой спиной… А ведь действительно – где-то же жили люди, то есть женщины, которые шили себе по этим выкройкам именно такие «весёлые летние сарафанчики с открытой спиной»! Или был вообще маразм – «юбка-брюки». Ага! Женщина и «брюки!» У них в Городе, чем юбка была длиннее, тем женщина была уважаемей. Стриженная женщина тоже не производила благонадёжного впечатления. Волосы должны были быть натурального цвета, – чёрные, так чёрные, седые так седые, длинными, стянутыми на затылке в тугой пучок – «дулю». Но именно в этом аспекте с волосами женщины всё-таки выигрывали, потому что мужчины практически все были лысыми и носили тёмные кепки. Маленьким девочкам вместо настоящей «дули» не возбранялось носить «конский хвост». Такая затягивающая волосы конструкция на голове, оканчивающаяся резинкой, нарезанной из лопнувшего «баллона» от велосипедного колеса. Когда снимаешь резинку, волосы в ней путаются, прилипают и потом надо её выдёргивать вместе с ними.

У Аделаиды тоже был тугой «хвост». Хоть очень жидкий и ломкий, но был. Она его каждое утро сооружала себе на голове. Но потом приходила мама, снова распускала ей волосы, снова причёсывала, заодно контролируя – нет ли в волосах непрочёсанных участков, а если были – она их выдёргивала прямо гребнем и затягивала «хвост» как можно туже. Кстати, место прикрепления «хвоста» было постоянным! «Хвост» не имел права располагаться ни справа, ни слева, ни ближе к основанию черепа. Он должен был быть строго на макушке. Если «хвост» был ниже, то волосы могли рассыпаться по плечам, и у кого-то могла возникнуть мысль, что они вовсе не собраны, а распущены. Конечно же, ключевое слово здесь было «распущенность».

В среду утром мама, уходя из дому, строго-настрого приказала:

– Мне надо идти. Сама причешешься. И смотри, чтоб аккуратно! Поняла?

– Поняла!

Урр-ра! Мама уходит!

Когда мамы не бывало дома, Аделаида расслаблялась до безобразия! За те курьи какашки на ковре, когда она притащила домой Белку из курятника, ей сильно досталось! Но эти приступы любви к курам и Сёме были в далёком прошлом. Теперь в голову лезло совсем другое. Нет, не то, чтобы новые мысли совсем не давали ей покоя. Она вообще меньше всех из класса думала и обсуждала «эту» тему. Она понимала, что тема совершенно неприличная и нехорошая. К счастью, она Аделаиду и не очень-то интересовала. Не то, что других девчонок! Хотя, конечно, если постоянно кто-то долдонит о мальчиках, то хочешь, не хочешь – заинтересуешься, начнёшь прислушиваться и обнаруживать у жизни очень тёмные стороны. Даже темнее математики с Малиной.