Дмитрий Ольшанский - Абъякты

Седина тревоги в голосах авеню,
Иранская женщина поправляет свитер на шее,
Babygaze позабот: «Плохо держит головку».
Бабий gaze трепетанья.
Орехова кожа её.

Разжабились глаза в смятенье,
Фольксвагеновый лоб палеет тучно,
Как будто оболок оливкового масла –
Всё снаружи.

На лицах бруснится молчание-те,
Глаза сволочисты как серьги берёз,
И не профили чаек завиди-мо в круг,
Ненаглядный мой здесь, со второю грядой
Посреди.

Мужчины узлятся плотно, зря человека,
Лязги аттических рук плотно прижатых друг к другу,
Плескополостью точка схватка пляске подобна,
Духа теснины очи твои.

Стволовые прогляды вшиваются внутрь,
Вострятся соски как доспех наготы,
Проступья наружу, на вдох – пустота,
И будто не рядом брат мой.

К простыням один-ночь-чества – цвет каштана
На арахисовой коже боснийской женщины.
Ты не бойся аиста – то сестра твоя,
Ты прости меня, что без памяти, без дитя.
Глаза-соломы-наслажденья. темно́ты во плоти.
Помнишь, девушки играли помолитвой-нетушки?
И себя дарили мне, в обмен на смех.

Коньи зубы пускают корни в угревые хребты,
И более вростают жилами
Травы друг в друга, как струны.
Сопрано хрящей. Симфония боли.

Поры пагубы худобою дышатся,
Пригубить на пару бы крынку те́леса,

Ранку-рытвинку, рыбку смелую,
Горлом кровушка на живот пошла,
Берестою горюшко – во седьмом году.
На засов, тотемушко, затворю беду,
Как язык на простыни – тело хворое,
Красный хак ветерок лови́т.
Не ладоней крик – тишина окрест,
Затвори, околюшко, хоровод блевать
Закрути-це губы-то вместе с облаком,
Молоком-то злым захлебнулося.

Оргазм как отчаяние затомит дыхание,
Judith’s hand persecutes my voice,
Словно снаружи – больное горло,
И не со мною перелесок буры.
Бла-Годарю мою плошку,
Оплоть моего эстрагона.
Кашкалью мимо просыпал
Крошки смерти созвездием,
Ноты песни – горшечника волосы,
Что вовнутрь обжигают каштаны.

Зов разнотелых утроб
Окуклил растёсы стремнин
Это прочь. перелог воплости
Загортали внутри
Бубны студней
Ровно слёсы гооол

Страх накладывается на глаза лучше, чем её имя,
Как маска пустоты всегда цвета ветра,
Вдоль аттических голеней,
Go length through my eyes.

Всполохи трав, завары тревог,
Пенные мандарины девичьих чресел,
Полоницы-и-тенцы объятий,
Вместе вседённые локти томления иволги.

Шорох листьев со мною повсюду,
Словно голос матери из-за спины.
Волна океана насекомым обнимает голову,
И я неподвижен как белое.
В своём вос-хитиновом панцире –
Жёлтые ногти царевны –