Александр Ермак - Крейсер «Суворов»

Конечно, Вадим и сам был на той встрече. Ветераны рассказывали о боях с фашистами на фронте, о работе в тылу. Некоторые плакали, вспоминая о том, как у них на руках умирали раненные друзья или как приходилось голодать, если теряли хлебные карточки. Их было несколько – пожилых, очень усталых людей. Особенно запомнился Вадиму один бывший моряк, пришедший в увешенной орденами и медалями форме. Он слушал других, а сам не сказал ни слова. Только уже выходя из зала, презрительно бросил стоявшим в проходе учащимся техникума, среди которых был и Белаш:

– Салаги! Отсиживаетесь в своем техникуме. Думаете, с геодезической линейкой по лесу тяжело бегать? Ерунда! Я вот пять лет на флоте отслужил. Такое видел, что рассказать невозможно. И выжил… Человеком остался….

Никто не придал особого значения словам стареющего человека. Только Белаша задело услышанное. Он почувствовал вдруг свою ущербность. Вадиму показалось, что это про него сказано: и «салага», и «отсиживается в техникуме». Именно отсиживается, потому что даже толком и не учится. Успеваемость у него – хуже некуда: фамилия попала в списки отстающих.

Вскоре Вадима вызвали на учебную комиссию. Директор техникума, глядя на него, разводил руками:

– Белаш, вы же умный парень. У вас организаторский талант есть. Возьмитесь, наконец, за ум, а то ведь отчислить придется…

А он выпалил вдруг:

– Ну и отчисляйте. – Именно на этой комиссии Вадим понял, что не ту профессию выбрал для себя на будущее. – Я подаю заявление…

А члены комиссии – и даже сам директор техникума – вдруг испугались:

– Что так сразу? Не спешите с решением? Вас же в армию заберут.

Он только пожал плечами. Что ж такого? Все ходят в армию, и он пойдет. Автомат разбирать и собирать на занятиях по военной подготовке научился. На тренировочные сборы после девятого класса школы ездил, жил в палатке. И вообще в слабаках не числился – боксом в спортивной секции занимался. Пошел туда, потому что в районе, где жил, нужно было обязательно уметь за себя постоять. В соседних домах обитало немало «неблагополучных» семей, дети из которых шли по накатанному «маршруту»: начальная школа – спецшкола для малолетних преступников – «зона» для взрослых. Целыми днями приблатненные пацаны, пропуская уроки, играли на улице в трясучку-орлянку. Каждый стремился, размыкая ладони и показывая монеты, обмануть другого:

– Орел!

– Решка была! Ты повернул! Я видел!

– Че ты гонишь?!

– За фраера меня держишь?!

Копируя своих отсидевших или продолжающих сидеть отцов и страших братьев, пацаны плевались, матерились, угрожали. Часто перепалки кончались драками. Нередко в ход шли ножи, и кто-то прямым ходом убывал в больницу, а кто-то в спецшколу.

Детская комната милиции трудилась на всех парах, но количество мелких хулиганов на улицах не убывало. Возле дома Белаша постоянно отирались Фугас с Горилкой. Звали их так по фамилиям. У первого была Фугасов: коротко Фугас. У второго – Горелов. Горилкой его звали за безобразную рожу. Но так как фигурой на гориллу не тянул, то дали кличку Горилка, был он на подхвате у крепкого Фугаса.

Еще в детском саду схлестывался Белаш с этой парочкой из-за игрушек. А как в школу пошли, Фугас с Горилкой стали с местных пацанов по двадцать копеек себе на игру в трясучку собирать. Вот, чтобы не быть битым и не оставаться голодным в школе, отдавая деньги, выделенные на обед, Белаш пошел в боксерскую секцию. Отправив Фугаса пару раз в нокдаун, а Горилку просто напугав боем с тенью, Вадим завоевал себе авторитет и жил достаточно спокойно в своем неспокойном дворе.

В боксерской секции он, правда, себя не сильно проявил. Не рвался получить спортивный разряд, победить на соревнованиях, да и на тренировках больше внимания общей подготовке уделял, чем спаррингам. В них часто разбивали нос, а он, как оказалось, не мог видеть крови. Только у кого закапает из носа, так в голове Вадима начинает шуметь, перед глазами кружиться. К тому же, когда бил противников на ринге, то чувствовал их боль. Ему становилось жалко своих сверстников, и он частенько проигрывал, теряя концентрацию. Хотя и был крепок физически, но не сильно продвинулся в спорте. И во дворе избегал нарываться на драку. Однако если она оказывалась неизбежной, то всегда с успехом применял бескровную «двоечку»: один удар в челюсть, другой – в печень. После них у любого противника пропадало желание продолжать драку.

Нет, армии Белаш не боялся и потому спокойно ждал вердикта. Члены комиссии, пошушкавшись, предложили:

– Мы, конечно, не можем оставить вас в техникуме против вашего желания. К тому же статистику портить не стоит… Давайте отчислим вас с правом восстановления. После армии вы наверняка будете относиться к учебе серьезнее, а при таком раскладе поступать, снова сдавать экзамены уже не нужно будет, просто восстановитесь и окончите техникум… Вы же умный парень. Потом еще и в институт поступите, хорошим специалистом станете…

Вадиму было все равно: с правом восстановления или без права.

Когда дома объявил о своем решении, то мать сразу расплакалась. Отец своего недовольства не высказал:

– Что ж, и дед мой служил, и отец. И я был в армии.

Мать эти слова распалили еще больше, на ее широком лице даже выступили красные пятна:

– Тогда другое время было! Теперь знаешь, как в армии, говорят, бьют, калечат…

Отец, однако, был тверд. Он сжал свои небольшие, но очень крепкие кулаки:

– Ничего, постоит за себя. Жизнь вообще суровая штука. В восемнадцать лет надо уже начинать это понимать, готовиться, что б тебя потом во взрослой жизни ничто испугать, сломать не могло.

Мать продолжала, приложив руку к груди, к сердцу:

– В Афганистан пошлют – обратно в цинковом гробу вернется. У твоего же токаря Валехина сына совсем недавно похоронили.

Это было правдой: в тот год погиб Мишка Валехин из соседней школы. Он был единственным ребенком в семье, мать чуть не сошла с ума от горя. Толковый парень, спортсмен-дзюдоист. На далеком горном перевале пуля оборвала жизнь в восемнадцать лет.

– Да, может быть, и на войну… – не уступал отец, махнув сжатым кулаком, – но и мой батя был на войне. Там действительно калечили, убивали… Но он же вернулся. И я из армии вернулся. К тебе… Каждому выпадает свой век, свои трудности: кто-то воюет, кто-то в гнилые времена тащит службу. Да, там не все приятно. Но если никто не пойдет служить, если все «умные» разбегутся, кто тогда тебя, твою семью защищать будет?

Слезы текли по теперь уже полностью красным щекам матери:

– Ну, зачем, зачем бросил техникум? Что она дает, армия?

При этих словах в отце как будто какая-то пружина сработала, он распрямился так, словно никакой сутулости у него никогда и в помине не было: