Алина Ефремова - Пацаны. Повесть о Ваших сыновьях

Это толкало его на всякие авантюры, зачастую довольно сомнительные. И на футбол ставил, и телефоны в школе воровал, за что стоял на учёте в детской комнате милиции (родители и классная упросили тогда не заводить на подростка уголовное дело), и в магазины залезал с какими-то в конец отпетыми пацанами, и ни старался, постоянно возвращался к торговле дурью.

Все это было не слишком разумным и раз за разом заканчивалось плачевно, от чего его и прозвали Бездарем. Хотя о происхождении прозвища ходили разные истории. Во-первых, оно довольно созвучно с Захаром. Ещё кто-то рассказывал, что в школе его так однажды назвала учительница по математике, с тех пор и прицепилось. Сам он иногда шутил (стоит признать в нём приятное качество – способность к самоиронии), говоря, что «как корабль назовёшь – так он и поплывёт», и была в этом доля правды. У него всё как-то бездарно получалось. Хотел поступать, на экзамен обществоведения пошёл нанюханный, думал, что напишет гениальное эссе, а в итоге получил едва ли удовлетворительный бал. После экзамена рассказывал с гордостью о своём отчаянном трипе: «Время заканчивается, я уже всё написал, что хотел. Смотрю – и, бл***, я на весь разворот пишу, прикиньте? То есть строка на одной странице начинается, а на другой заканчивается! И так вот, прям две страницы – с одной стороны, две – с другой». Вот уж не знаю, что о нём подумали люди, которые это проверяли, но бал был такой же низкий, как и по другим предметам. Именно поэтому Заха пошёл в армию после школы, попал в морскую пехоту, отслужил год и вернулся за пару месяцев до того, как прилетел я.

Вот всё у него так получалось. Начал рисовать с Ваней – и сразу ввязался в историю с краденой краской, которую они с каким-то чуваком пытались впарить «граффитчикам», но те оказались не просто в курсе кражи, но пострадавший был ещё и их товарищем, да ещё и с батей из ментов, поэтому Заха в итоге получил условку и прилично отхватил от своего здорового, как бык, бати, к которому он с детства испытывал только два чувства: отвращение и страх.

В этот раз никто уже не слушал его увещевания, что он «только для своих», и все лишь ждали, когда всё вновь скатится к тому, что он будет гонять на Восток за брикетами на релиз всему району. Хоть и считалось, что барыг никто не уважает, мы все помалкивали, так как каждый осознавал прямую выгоду иметь «своего» продавца в компании. И, кажется, именно поэтому ему многое прощалось.

Мне, если честно, он никогда не нравился, но я не раз ловил себя на неприятной мысли, что братаюсь с ним много больше, чем искренне чувствую на то желание, лишь по одной очевидной причине. Заха частенько забегал ко мне, иногда я брал у него кусок, иногда он накуривал меня парочкой плюх бесплатно, особенно если я выносил с собой какой-нибудь вкусный хавчик, купленный заботливой бабушкой: дорогое швейцарское мороженое или шоколадки с колой – самое то после гашиша.

Я прекрасно видел, что он часто был неправ, перегибал палку, хамил и срывался на откровенные оскорбления. В такие моменты он был мне особенно неприятен, даже если я не был его жертвой, но, как и все, я закрывал на это глаза и помалкивал, где-то внутри себя отыскивая оправдания своему двуличию. Но как бы не старался, не мог заглушить скрипучий голос совести, свистевшей мне в ухо: «Лицемер ты, брат, лицеме-е-е-ер!»

Как-то оставался у него последний, довольно большой кусок, который он решил продать нашим пацанам по цене двух. Пришёл, значит, в подъезд к Роде, они встали на лестнице у окна, и как-то так получилось, что гашиш, завёрнутый в фольгу и слюду, запаянную зажигалкой (говорили, так собаки не унюхают), выпал у него из заднего кармана и улетел на два пролёта ниже. Рыжий, поднимаясь, его нашёл, втихую развернул, увидел, что кус большой, отщипнул от него ломоть себе, а остальное предложил парням скурить на халяву, и всё, что они не скурили, впарил потом Захе за двести рублей, хитро при этом подмигивая пацанам, пока тот, изводясь, шарил по карманам. В итоге Бездарь ещё и спасибо сказал…

–Так и что? –спрашиваю я. – Он не понял, что ли, что это его кусок был?

–Ну не понял конечно! – ответил мне Саня со смехом. – Он ещё такой, типа: «Бл*, пацаны, я гар про**ал. Давайте искать». Мы ржём, а он не понимает. Говорим: «Ну, купи у Лёхи, что осталось, хоть дома покуришь, у нас всё равно денег нет, а у тебя же есть по-любому, ты же теперь всегда при бабле».

«Да эта крысятина на тебе в первую очередь наварится», – добавил Саня, увидев мой скептический взгляд и как бы оправдывая тогдашний их поступок.

«Ну и какие ощущения ты испытываешь?» – спросил я, с интересом наблюдая за Саней в один из последующих вечеров.

– Ну-у, бл*, знаешь, сложно описать. Ну всё такое… совсем другое, понимаешь. Будто ты был слеп, а сейчас прозрел. Всё было искажено, спрятано от твоих глаз, а теперь ты увидел мир во всей красе. Очень глубокие цвета. Поразительные, понял? Ты будто наконец увидел то, что должен был, понял? Всё меняет свою форму и очертания. Меняет свой смысл и предназначение. Это вскрывает, понял? Хрен знает, сложно объяснить. Но ты видишь суть, вот в чём штука… –он не сводил глаз, словно ставших зеркальными, с одному ему ведомой точки где-то у крыш панелек, замерших в ночи.

– Прико-о-ольно…

–Вот, свет фонаря… Это не просто свет! Этот тот же свет, что и у солнца, у них одна природа, как вещи из одной ткани. И свет прекрасен тем, что он даёт людям жизнь, да и не только людям. Без него ничего не будет расти, понял?

–Ха, норм ты задвинул))).

–Да… Прикол в том, что мы всё это видим и вроде как знаем, но только под кислотой ты до конца понимаешь суть вещей.

Я задумался. У Сани с Вано были совершенно безумные глаза. Чернь зрачков поглотила почти всю радужную оболочку, и глаза обратились в слепые зеркала, способные лишь отражать внешний мир, скрывая при этом внутренний. Я гадал, что там внутри, но на лицах застыла одна лишь бессменная эмоция – безумный восторг.

Реальность крайне относительная штука, понимаете? Вот что я понял в то лето. То, что видели пацаны, было так же реально, как и то, что видел я. Их чувства работали с другой силой, но сохранили свои функции. Все окружающие предметы изменили свои очертания. Все ведомые испокон веков истины обрели иные смыслы. И всё это было реальным. Всё это совершенно точно было реальным.

Приходы называют «состоянием изменённого сознания», но, испытав приход, ты понимаешь, что именно сознание делает этот мир существующим, и если реальность изменчива даже в своей самой грубой форме осязаемой материи, что уж говорить про тонкие понятия чувств и эмоций? Что хорошо для одного – для другого плохо. Там, где есть любовь одних, неизменно есть страдание других. Что правда для меня – для Вас может быть ложью. И люди всю жизнь копошатся в этом дерьме, пытаясь дать чёткие определения, навесить ярлыки, занять чью-то сторону, понимаете? Тогда как ответ прост! Всё относительно, совершенно невозможно охватить ограниченным умом безграничную картину бытия. Важно лишь то, что происходит в узеньком мирке твоей головы. Только внутри неё – истина, реальность, сущее. Остальное – лишь игра воображения и домыслы.