Ильдар Низаев - На пределе фантазии

– Кончай придуриваться, дежурный! Короче, Мечтающий, кончай там о бабах и маминых пирожках мечтать! Ещё раз пропустишь доклад, и пипец тебе!

– Есть не пропускать доклады, товарищ сержант!

– А о бабах будем думать мы, и о своих, и о ваших, дух ты бесплотный… А думать нам можно потому, что на гражданку мы вернёмся раньше, и любить будем их всех. Да так горячо и страстно, как ты, солдат, будешь нашу любимую Родину здесь беречь, стеречь и охранять. Ты понял, рядовой? Не слышу ответа!

– Так точно!

– Конец связи! – закончил на этом сержант, и положил трубку.

– Есть конец связи, – ответил Прокл, и подумал вслух. – Да, весёлые здесь ребята… Одно понять не могу: мою-то он как собрался любить? Во-первых, он далеко мне не земляк, да и щёголь у неё, – всем щеголям щёголь. Впрочем, не важно. У каждого, наверное, свои фантазии…

– А-а-а, А-а-а! – продолжал кричать Сирасик, постепенно убавляя звук. И карусель вскоре тоже сбавила обороты вращения.

– Эй, пацаны, вы что творите?! – подходя с распростёртыми руками, произнёс один из приглашённых приятелей. Обхватив Прокла и приподняв, он предложил: – Давай лучше бороться, кончайте тут всякой ерундой заниматься!

Когда Прокла приподняли, ему открылся лучший обзор толпы, вышедшей посмотреть на его причуды. За всеми стояла и Нэля, вместе со щёголем. Он ей что-то на ухо шепнул, она – мило улыбнулась; помотала головой, они развернулись, и вернулись в подъезд. И как только эти двое исчезли, из подъезда появились его родители – прорываясь через толпу, они направились к карусели, чтобы угомонить сына.

Как только ноги Прокла оказались на земле, он крепко обхватил приятеля-борца, и попытался побороть его. Глухое отчаяние владело его душой, и – досада на самого себя. Но вслух он только и сказал, что:

– Какой же ты олух гамбургский…

К этому времени Сирасик перестал кричать, – карусель остановилась. Парень попытался выбраться из неё, но как только оказался на ногах, его заштормило так сильно, что он не смог удержаться, и изо всех сил шлёпнулся на землю тем самым многострадальным местом, что уже познакомилось с каруселью. Упавший громко икнул, и, несмотря на всё пережитое, слова Прокла расслышал. Несколько подумав, возмутился:

– Я не гамбургский, сам такой!

Дух же Прокла совсем обмяк, а вместе с ним и его силы. И пьяному приятелю-борцу ничего не стоило сделать бросок, и самому обрушиться сверху на упавшего. Крепко ударившись спиной и затылком о землю, Прокл на миг потерялся, в глазах всё поплыло.

Он помнит крутящуюся карусель, силуэты людей, потом появившуюся закуску на той самой карусели, повсюду бутылки со спиртным, всё время кто-то о чём-то говорил, хохотали; его обнимали, играла какая-то музыка, кто-то ругался, где-то лаяла собака, телу стало холодно, стемнело, и – лишь на мгновение неотчётливое лицо Нэли, попрощавшейся с ним:

– До свидания, Прокл, хорошо тебе отслужить. Пока!

– Давай!

А потом сразу – звон будильника, от которого в голове возникла боль, и всё совсем перемешалось. И вот он уже снова в своей кровати, в родной квартире. Ему надо быстрее одеваться, армия ждёт. Он так и вышел из квартиры, никого не потревожив…

– Дзэн, дзэн!

– Рядовой Мечтающий на связи.

– Паровоз подошёл?

– Какой паровоз?.. Никак нет!

– Который по рельсам ходит, остолоп! Ладно, сейчас к тебе наш ключник на пост придёт, так что встречай. Как только паровоз к воротам подойдёт, мне сразу доложи, чтобы я сигнализацию отрубил. Понял?

– Так точно!

– Да, и ещё: ты хоть вблизи паровоза не стой, когда он через пост будет проходить. Если, конечно, хочешь ещё после армии девушек радовать…

– Так точно!

«О чём это он?» – так и не понял Прокл.

– Эй, часовой!

– Стой кто идёт! – прокричал Прокл, на мгновение испугавшись. Приготовившись ко всякой неожиданности, он вскинул автомат, и всмотрелся в того, кто окликнул его.

– Ефрейтор Замков, с сопровождением! – ответил ключник.

– Позывной! – потребовал Прокл. Хорошо запомнив, что говорилось в караульном уставе о том, что к часовому так просто не подойти. Вводную на позывной меняли каждый день; в этот день позывным была цифра шестнадцать. Прокл продолжил: – Девять!

Ключник немного замешкался, – то ли у него было плохо с математикой: нужно было назвать цифру, которая в сложении или вычитании получила бы шестнадцать, то ли просто забыл вводную.

– Девять! – повторил Прокл.

– Да погоди… Это семь! – наконец ответил ключник.

– Проходите, – разрешил Прокл.

Замков вместе с сопровождением, – а это был рядовой Обдолбаев, зашли на пост; в руке Замков держал большую связку разных ключей. Он был полным, с отросшими не по-армейски волосами и густой щетиной на жирном до блеска лице. При ходьбе он сильно сопел, пыхтел, потел, и переваливался с ноги на ногу. По возрасту он выглядел намного старше остальных, и как-то совсем не походил на солдата.

– Привет! – только и успел сказать Обдолбаев, как истошно завопил гудок приближающегося состава, уже давно сбавившего обороты. Степенно остановившись перед воротами, теплопаровоз выпустил пары.

– Что встал! Докладывай в караул, что парик пришёл, – скомандовал ефрейтор Замков, ласково обозвав париком дизельный паровоз, а сам направился к воротам здания.

– Хорошо, – ответил Прокл, схватив трубку. – Рядовой Мечтающий, на пост номер один парик… тьфу! – паровоз пришёл. На посту без происшествий!

– Хорошо, скажи Замку, что вырубил. Пускай открывает. Как только ворота закроете, мне сразу доложить!

– Есть!

– Долбанный, что встал? Ко мне! – уже открыв все замки в воротах, прокричал Замков на Обдолбаева, до сих пор остававшегося рядом с Проклом.

Обдолбаев бегом поспешил на помощь, и вместе они открыли ворота. Теплопаровоз тронулся.

– Отошли подальше, оружие на изготовку! А то вдруг враг не дремлет, и решит завладеть нашим мирным атомом, – скомандовал ефрейтор Замков. Сам он был не вооружён, и остался рядом с рельсами. Прокл же с Обдолбаевым, наслушавшись историй от бывалых солдат о вреде радиации, отошли назад шагов на десять, держа, как и наказал ключник, автоматы наизготовку.

Теплопаровоз тихоходом прошёл через пост. Позади него был лишь один вагон, непонятной ромбообразной, а по углам округлой формы; в центре его красовался красный значок, посередине которого было нарисовано ядро, и три симметрично исходящих от него луча. Прокла завлёк этот значок, ему так и виделось, что его лучи продолжаются, плавно переходя из красного в фиолетовый, но это была лишь игра солнечного света. А потом он увидел в профиль лицо ключника: всё оно было теперь в язвах и мерзких гнойниках, волосы на голове сильно поредели, а во рту вместо зубов чернели уголья. Сердце ёкнуло. И тут из леса, через ворота, вбежала стая бешеных макак с жёлтыми копьями в руках. Часть из них резво забралась на вагон, а остальные с диким оскалом бросились в сторону Прокла. Сердце заколотилось, руки сильнее сжали автомат и… вдруг в глазах прояснилось. С ефрейтором Замковым всё в порядке, а это не макаки, а куча жёлтых листьев из леса разлетелось по всему посту. Только вот, откуда они взялись в начале лета?..