Юрий Борзунов - Разгильдяй и грабли – 2

Думаете я это всё выдумал? Нет, попросите у моего сына фотографию восьмерых подводников с АПЛ 667-го проекта, он вам не откажет.

Но то, что я расскажу дальше, объяснить просто невозможно.

А было вот что.

Когда после автономки сын с семьёй приехал к нам в Севастополь и рассказал, вкратце, про операцию аппендицита, наша мама-бабушка Люся попросила показать его шрам. Он показал. Мама побледнела и спросила:

– Это было в марте?

– Да, – ответил сын.

После этого она нам рассказала про свой «вещий» сон. Ей приснилось, что у сына по какой-то причине образовался шрам на щеке в виде молнии. Она никому об этом не рассказывала, но часто вспоминала. Тревожило её это почему-то. А тут шрам от операции был точной копией шрама на щеке во сне.

Объяснить такое совпадение я не могу до сих пор. Интуиция? Постоянная тревога матери за сына, находящегося на службе в зоне риска, и отсюда различные картины воображения? Какая-то биоэнергетика, связывающая пожизненно мать с ребёнком, или биополе?

Ещё много физических полей не открыто. Например, известен факт, что акула чувствует кровь раненой жертвы за многие мили, а как? Диффузия невозможна, значит неконтактно существует неизвестное поле? А дельфины разговаривают, передавая своё «видение» друг другу, как? Необъяснимых фактов множество. Надеюсь на учёных, которые всё же познают, каким образом матери часто неконтактно узнают состояние своего отпрыска, особенно в экстремальной ситуации.

И закончить сюжеты про аппендицит хочу, рассказав о моём сослуживце Соколове Валентине Евгеньевиче.

Он старше меня на год или два. Служил штурманом на соседней «малютке». Жили мы в Балаклаве в одном доме, как говорят, дружили семьями. Потом он на Северном флоте дослужился до командира атомохода, получил звание Героя Советского Союза за подвиг по скрытной проводке двух атомных подводных лодок вокруг земного шара под носом у американцев, написал книгу «Подо льдами Арктики». Сейчас живёт в Одессе, руководит клубом ветеранов-подводников.

Так вот что рассказал мне Валентин Евгеньевич про аппендицит в автономном плавании в Норвежском море на широте 81 градус, подо льдами Арктики:

«Командовал я тогда подводной лодкой К-438. Шла середина автономки. Входит ко мне в каюту капитан медицинской службы Игорь Иванов, начальник медслужбы корабля, и докладывает:

– У турбиниста матроса Шагатаева приступ острого аппендицита. Необходима срочная операция.

В таких высоких широтах, да ещё подо льдом, хирургам работать не приходилось.

– Доклад Ваш принял, приступайте готовить операцию.

Вижу, доктор растерян. Выясняю. Оказывается, он никогда операций аппендицита не делал. Тогда я при нём включил телевизионную систему наружного наблюдения. Показал, что над нами тяжёлые льды со сталактитами. Всплыть невозможно. Идти к чистой воде и ждать корабль обеспечения долго. И ещё: есть приказ ни при каких обстоятельствах себя не обнаруживать. Одна человеческая жизнь здесь была не в счёт. Что делать?

Глядя в бледное лицо врача, я сказал:

– Даю сутки на подготовку операции, по готовности, доложить.

Всё подготовили, сбавили ход до минимума, боцман держит глубину 50 метров, дифферент ноль градусов, в лодке тишина, трансляция включена на все отсеки, доклады врача командиру слышит весь экипаж.

– Операция началась, сделал первый надрез.

И опять тишина. Долгая тишина. Через какое-то время доклад:

– Мы не можем найти аппендикс. Что делать?

Понимаю, что врач опять растерян. Чем ему помочь? Да, можно взять часть моральной ответственности на себя!

Спокойно вполголоса говорю:

– Приказываю продолжить операцию.

Буквально, сразу же ответ:

– Аппендикс найден!

В лодке стало ещё тише. Слышно даже было, как у микрофона дышит вахтенный офицер.

Через час-полтора мне принесли банку с законсервированным аппендиксом. Всё слава богу.

Через несколько дней и матрос Шаготаев поправился, и доктор порозовел, и домой в базу мы направились».

Я всегда вспоминаю своего доктора Минючица, когда передо мной дилемма, а её надо решать, зажав всю свою волю в кулак. Потому, что мужественным называется тот, кто безбоязненно идёт навстречу всем своим проблемам. Хорошо, правда, если ему ещё помогает его интуиция. Ведь, интуиция – это искусство чтения чистых страниц.

Когда перевернулись, и я оказался под водой, почему-то первая мысль была о маме. Мама мне мальчику лет в 14 говорила: «Не ходи на речку, утонешь. Мне цыганка сказала». Маму я старался слушаться. Хоть и боязно было кататься на скользких льдинах весной на речке Лопань в Харькове, но я катался. Потом мой друг Борька нарядился в тельняшку. Как мне хотелось иметь такую! Наверное, поэтому и стал моряком-подводником.

Было это в начале лета. Жена уехала с малолетним сыном из Балаклавы в Ленинград, потому что помощи от меня не было никакой, подводную лодку поставили на ремонт на месяц в судоремонтный завод в Севастополе, экипаж перевели на ПКЗ (плав казарму) при заводе. Офицеры и мичмана большей частью были отправлены в отпуск. Только механик, кто-то ещё и я «караулили» личный состав. А так как я холостяковал, то вызвался быть дежурным по казарме ежедневно.

Море я уже повидал и в курсантские годы, и поплавал на «малютке» М-353 с замечательным отцом-командиром Крыжановским Вячеславом Алексеевичем.

Хотелось чего-то морского больше. Думал, получится ли из сухопутного харьковского мальчишки настоящий моряк, чтобы похвастаться какими-то приключениями, может, даже опасностями.

А тут: пройдёшься по ПКЗ, на лодку строем сводишь экипаж для чистки трюмов и цистерн, поговоришь со строителями (так называлась бригада ремонтных рабочих на лодке). Разве это морское дело? Дело, конечно, но не то.

После обеда мы часто не ходили на ремонтирующуюся лодку. Чем же заняться? Книжки читать и всякие там инструкции по жизнедеятельности лодки, по специальности – утомительно. Мне же было всего 23 года.

Лежу я, значит, на койке после обеда на ПКЗ в своей каюте и, как шилом, меня кольнёт!

Подскочил, побежал на верхнюю палубу, где стоял шестивесельный ял, покрытый брезентом. Открыл, там мачта, завёрнутая в парус, уключины на месте, вёсла. От радости стал глубоко дышать.

Ура! Можно пройтись по Севастопольской бухте под парусом.

В училище, когда мы проходили «курс молодого матроса» на крейсере «Аврора», мы почти ежедневно по Малой Невке ходили на вёслах, я был загребным (на первой банке справа), хоть худой, но жилистый, имел третий разряд по спортивной гимнастике. Пару раз нас даже учили ставить парус. Значит, хоть и небольшой, но навык есть.

Авантюра, конечно, но я сразу решил, что мы на полных парусах пройдёмся на радость всем севастопольцам вдоль берегов бухты. Пусть любуются ловкостью моряков!