Ева Фомичева - И на камнях растут цветы. Рассказ

Дома я застала хлопочущую на кухне маму. Из телевизора голос диктора вещал о громком заказном убийстве высокопоставленного чиновника в Забайкалье.

– Как можешь смотреть такое?

– Новостями нужно интересоваться, – бросилась в защиту мама.

Не желая выслушивать жуткие подробности криминала, я переключилась на другой канал.

– Ты, голодна?

– Нет, – помотала я головой.

– Ну что с тобой опять происходит? Теряешь интерес к жизни. Пойми, так нельзя! Ты молода. У тебя жизнь впереди!

– Понимаю, что веду себя неправильно. Ты возможно даже разочарована такой неправильной дочерью.

– О чем ты говоришь! – возмутилась мама, – Ты у меня очень даже правильная! Не на одном же Владе свет клином сошелся.

Я улыбнулась. «Ах, мама!». Она до сих пор считала, будто я страдаю по Владу, – Недавно встретила его.

– Кого?

– Влада. Кого ж еще?! В супермаркете.

Я вкратце поведала маме о случайной встрече. Что не виню его. И никогда не винила.

Мама притихла, наблюдая как, за окном медленно опускается ночь. Мы обе так и не проронили ни слова. Каждая замкнулась на себе. Пустилась в путешествие в мир размышлений.

Мама всегда придерживалась консервативных взглядов. В ее понимании, старая дева – сверх неприличие. Сама она, едва окончив институт выскочила замуж за вдовца на много лет старше. Однажды, разговорившись, призналась, любила отца настолько сильно, что не смыслила жизни. Я вполне понимала маму, сама в отце души не чаяла, купалась в его любви и ласке. Мои сводные, брат и сестра при случае, всегда норовили упрекнуть меня в этом. Даже сейчас, наведываясь изредка из-за границы, как бы в укор, не общались с нами. Возможно упрекали и маму. Хотя, для упрека нет повода. Мама вырастила, выходила, заменила им покинувшую безвременно этот мир мать.

***

Пропитанный терпким привкусом предновогодней эйфории воздух будил в душе трепетные нотки предчувствия сказки. И природа на славу постаралась, внесла лепту. Господствовавшая неделю над городом метель, приодела округу в роскошные наряды.

Я шла на работу мимо кокетливых елей, с искрящимися на солнце шубками. И настроение улучшилось. В душе зарождался оптимизм.

После полудня позвонила Роза, предложила встретиться.

– Привет, подруга! – зло проговорила она, едва я покинула территорию комбината.

Я не поняла тона подруги.

– Как же, не понимает она! – вновь зло огрызнулась Роза. И тут на меня посыпались обвинения в предательстве и хитром умысле.

– Ты, думаешь, я ничего не знаю? Как ты увела у меня Геру? Я, «идиотка», ему о тебе рассказывала! А он?!

– Послушай, – перебила я Розу, слегка коснувшись плеча. Лицо подруги исказила гримаса боли.

– Лицемерка! – закричала она.

– Роза, послушай! – повторила я, – Все не так, как ты думаешь,

– Прекрати! Дрянь! – снова закричала Роза, – Влад видел вас, как вы целовались.

– Что?! – выдохнула я удивленно, пешеходы, снующие мимо, дружно оглянулись.

– У меня нет причины не доверять Владу. И зачем ему обманывать? Я доверяла тебе, а ты, казавшаяся мне простушкой и недотрогой, в действительности оказалась дрянью, – договорив жалящие ядом слова, Роза развернулась и ушла.

Оставшись одна, я вдруг почувствовала себя перепачканной в грязи. Слова подруги звенели в ушах. Больнее было оттого, что подруга не верила мне. Поверила Владу.

Домой, я не просто торопилась, а летела. Чтобы отгородиться, от всего мира. Позволить себе расслабиться.

– Что случилось? – спросила, чуть позже войдя ко мне мама.

– Поссорилась с Розой, – промямлила я, приподняв голову с подушки. Мама молчала, надеясь услышать что-то еще. Я вкратце пересказала обвинения подруги.

– Ну что тут скажешь. Несправедливо, конечно. Роза потом поймет. Но как бы поздно не было…

К полуночи я успокоилась. Неприятный осадок на душе от разговора с подругой понемногу улегся. Дрожь колотила к утру. Подскочила температура. Невыносимо болела голова.

По городу уже неделю ползли слухи о гуляющем вирусе гриппа.

Мама, волнуясь за меня, позвонила на комбинат. Побоявшись рисковать с температурой, вызвала доктора. К вечеру, несмотря на выпитую за день горсть таблеток, состояние ухудшилось. Я бредила, ворочаясь в разгоряченной постели. Только ближе к утру забылась спокойным сном.

Проснувшись, не сразу поняла, где нахожусь, что со мной, день или ночь. Сквозь плотно задернутые шторы едва просачивался свет.

В полумраке комнаты чувствовалось безмолвное присутствие человека.

«Мама взяла из-за меня отгул?» – предположила я, вспомнив, что со мной случилось.

Приподнявшись на локте в ожидании увидеть мамино лицо, наткнулась на нечто странное… «Оказывается, я еще брежу».

Захотелось ущипнуть себя, проснуться, но только не бредить.

Гаспар! – озвучила еле слышно я имя того, кем бредила.

– Я здесь, – услышала в ответ, – Как ты себя чувствуешь?

– Брежу.

Голос настолько ослаб. С трудом удавалось двигать губами.

– Ты, ведь не здесь? Ты, плод бреда, правда?

– Я не бред. Я здесь. Перед тобой.

– Неправда! Это не ты. Мираж, – шептала я, ощутив навалившуюся усталость. Отяжелевшие веки прикрыли глаза.

– Я не мираж! – взмолился голос, и я почувствовала прикосновение прохладных пальцев к ладони. Затем теплое и мягкое коснулось запястья.

Постепенно я пришла в себя. На стуле, возле постели сидел Гаспар. В голубых бездонных глазах застыла грусть.

– Ну, наконец, пришла в себя, – выдохнул он, – Ты понимаешь, как напугала меня?! Лежишь, говоришь со мной, и вдруг там же, бредишь.

– Как ты тут оказался? – прошептала я.

– Позвонил тебе. Трубку сняла мама. Сказала, ты заболела. Было это вчера вечером.

– Ты пришел сегодня утром?

– Нет, я приехал сразу же. Спасибо твоей маме, позволила мне остаться.

– Ты ночь провел рядом?

– Да, – ответил Гаспар. Я вспомнила, как приходя ненадолго в сознание, чувствовала прикосновение рук, менявших влажную салфетку на лбу.

– Ты менял салфетку?

– Разве не помнишь, как говорила со мной?

– Нет. И о чем я говорила?

– Обвиняла меня. Причем заметь, несправедливо. Якобы я, забыл о тебе.

– Разве это не так?

– Не так! – ответил он, – Не мог вернуться раньше. Так получилось.

– А ты и вправду уезжал?

– Зачем мне лгать? – Гаспар склонился так близко к моему лицу. Заглянул в глаза, – Если бы зависело от меня, никуда бы не уезжал, – легонько коснулся губ. Я ответила на поцелуй. Обвив руками шею, притянула его к себе. Слегка удивившись порыву, Гаспар ответил, страстным и одновременно ласкающим поцелуем. Я жадно вдыхала терпкий аромат лосьона перемешанного с ароматом разгоряченного тела, не в силах остановиться. Гаспар страстно прижимал меня к себе, пока мы оба, не поняли, что стоим посреди комнаты.