Игорь Родин - Совесть палача. Роман

Кстати, давным-давно, на заре перестройки, когда силён ещё был «совок», прямо перед его скоропостижным инсультом в расцвете лет, завод этот пахал, как миленький. И наша колония кормилась от него. Ещё сохранились остатки крытого моста, по которому каждый день туда и обратно гоняли зеков в специально отведённые цеха для работы. Их изолировали от остальной, свободной части предприятия, возведя соответствующую охранную инфраструктуру. А потом всё пошло наперекосяк, появились новые хозяева, посчитавшие бесплатный труд заключённых нерентабельным и долго отбивающим вложения. И быстро распродали всё на металл и запчасти, лишив зеков последнего развлечения и занятия.

Так смешнее.

Левее раскинулись многие квадратные километры конгломерата гаражных кооперативов. Там, как в фавелах Рио, день и ночь кипит своя болотно-грязная, воняющая тиной, бензином и водкой, лягушачья жизнь автолюбителей всех мастей. Тут тебе и вечеринки со шлюхами без «блек-джека», и драки на монтировках, и торговля «планом» и «герычем». То ещё болото страстей.

Правее наоборот – тишь да гладь. Пустырь, превращённый соседними микрорайонами в стихийную помойку. Кружат над ним чайки и вороны, ползают, как вши, бомжи в поисках артефактов вроде пустых бутылок, алюминиевых банок и прочего добра. Гуляют рядом худые бродячие собаки, полаивая на конкурентов, а иногда, совсем потеряв страх, поедают какого-нибудь бедолагу, к своему сомнительному счастью нашедшего недопитую бутылку и уснувшего прямо среди куч хлама. Я сам не видел, но истории такие ходят. За пустырём зеленеет городской парк. Там уже начинаются зачатки цивилизации. Проложены дорожки, по которым бегают спортсмены, стоят комплексы из грубо сваренных труб – вотчина турникменов, в глубине попадаются лавочки, задуманные для интима влюблённых, но постоянно оккупированные джентльменами. Джентльменами удачи разной степени маргинальности. Дворники потом без зазрения совести тащат на соседствующий пустырь полные пакеты мусора, огромные, страшные, чёрные, будто они туда труп бегущего джентльмена, убившегося о турник, запаковали.

А позади колонии разверзся овраг. Летом он покрывается травкой с одуванчиками, журчит по дну весёлый ручеёк. Но гулять и наслаждаться тут особо нет желания, потому что на противоположном гребне торчат многочисленные кресты, памятники и надгробья городского кладбища. Такое тут у нас плотное соседство. Практически, модель круговорота жизни. Человек родился, пока рос, играл в парке, потом пошёл на завод, поработал. После работы попил чего-то в гараже с последующей весёлой разборкой. Если не повезло – сел в тюрьму. А потом с чувством выполненного долга, закончив свой жизненный цикл, перебрался через овраг на «крестовый хутор» с вечной постоянной пропиской.

В центре же всего этого колеса провинциальной сансары расположилась моя пресловутая колония. Здание её сохранилось ещё с довоенных времён, даже, дореволюционных, благо, в наш городишко немцы не входили. Солидная постройка из тёсаного дикого камня, теперь ещё окружённая по последним веяниям сайдинговым глухим забором с тремя рядами «колючки» по верху. Кругом датчики, сенсоры, камеры видеонаблюдения. На постройке прошлого века это смотрится нелепо и диковато. Как на черепахе диджейский пульт.

Камерную строгую обстановку внутри тоже немного подпортили строительные изыски послереволюционных, потом послевоенных и уже самых свежих, постперестроечных дизайнерских изысков. Вроде сложной, как клубок змей во время гона, водопроводно-канализационной системы, выведенной наружу, угрюмых бетонных шуб по стенам, чтобы не возникало желания прислониться, целые лабиринты проводок всех мастей, в которых не разберётся не только Тесей со своим клубком, а и сам чёрт во главе команды монтёров, техников и электриков.

Моя вотчина. Узилище. Застенки. Тюрьма. Но, конечно, тюрьма – это неформальное, общее название. Можно сказать, жаргон. Так её называют те, кто не понимает тонких различий между «централами», «крытками», «зонами» и «Лётно-техническими поселениями», сиречь «ЛТП». На самом деле это колония особого режима. Где исправляются до срока самые прожжёные негодяи, а некоторых исправляет могила с моим непосредственным участием. Здесь отбывают своё справедливое наказание и неотвратимое возмездие самые отпетые и отъявленные отбросы общества, человеческая накипь и социальный шлак. Варятся в собственном гнилом соку долгими однообразными годами. И рады бы себя занять, но, работы нет, производство свернули, цеха закрыли. Все заключённые просто «сидят», жрут, гуляют, смотрят телевизор в актовом зале. Трудятся только «красные», «актив», готовят пищу под присмотром вертухаев, убираются, ремонтируют, занимаются хозяйством. В своё удовольствие, назло «чёрным» и для потенциального «УДО». Так что от «тюрьмы» мой острог отличается только названием и статусом. А так – всё одно.

Я миновал КПП, где мне навстречу кинулся дежурный со своим пулемётно-бессмысленным: «Товарищ три майора! За время вашего отсутствия, моего присутствия противозаконных происшествий не случилось!». Я хлопнул ему по плечу, ласково уточнил:

– Вольно, вольно. Что там, сегодня, никаких внеплановых этапов не нарисовалось?

– Никак нет, товарищ полковник!

– Я к себе. Пришли чуть попозже расстрельную команду. Похоронная бригада готова?

– Так точно! Все уже собрались с утра. Ждут.

– Хорошо. Удачно отдежурить!

– Спасибо, Глеб Игоревич!

И я отправился по кишкам административных коридоров к себе, через широкую лестницу с балюстрадой, на второй этаж, в свой кабинет. К своему основательному, противотанковому креслу. Сейчас бы чаю, только секретаря нет по причине выходного. Но ничего, по пути зайду к медикам, там попью. К тому же Танька сегодня дежурит, надо с ней поговорить по душам. На завтра договориться встретиться.

Я погонял чаи, сев в процедурном кабинете на стол и болтая ногой. На подоконнике приёмничек, настроенный на какую-то музыкальную радиостанцию, играл песню «Дискотеки Аварии» про ноги. Не про любовь, конечно, но близко, даже душевно. Здесь было уютно и не хотелось покидать «процедурку». К тому же Татьяна сегодня оказалась в добром настроении и улыбалась мне без повода. Наверное, знала уже, что сегодня мне предстоит неприятная процедура.

Мило поворковал с ней, без проблем договорившись увидеться с ней завтра. У меня дома. Благо, теперь я, наконец, живу один. Потом я, так как мои архаровцы, моя расстрельная команда, должны уже были подтянуться к моему кабинету в торце глухого длинного коридора второго этажа, отправился к ним навстречу. Мимо всяких бухгалтерий, канцелярий, отдела кадров и секретариата. Те, как я и предполагал, уже тёрлись у закрытой двери из прессованной бумаги, ловко покрашенной под дуб.