Ирина Курамшина - Сыновний долг. Сборник рассказов

– Дед, здорово! Допер?

– Как видишь.

– Силен! Ты извини. Мы тут немного похозяйничали.

– Вижу. И как успехи? – Старика так и подмывало позлорадствовать, но он сдержался – победа осталась за мудростью.

– А ты нас не обманул? Камни действительно дорогие? – нервно спросил кудрявый и сам же себе ответил: – Хотя… Вряд ли нормальный человек стал бы так усиленно прятать какую-нибудь ерунду. Кстати, дедуль, ты не ответил на мой вопрос. Что в твоем самом драгоценном внутри?

– Тебе не понять, ты же только начал разбрасывать камни, и урожая своего тебе еще долго ждать, а я уже свой собрал… – уклончиво ответил старик.

Мальчишка медленно начал покрываться красными пятнами, лицо перекосило недовольной гримасой – злость готовилась выплеснуться наружу.

Старик предупредительно мягко, но очень весомо произнес:

– Здесь у меня, сынок, любовь, – он ласково погладил шершавую поверхность. – Разбросал я ее в свое время по всему свету. Видишь, она стала серой, грязной, безжизненной массой. Поэтому я ее сюда и втащил. Тут – на горе – солнца больше, света, воздух чище. Здесь все мое собрано, – старик обвел взглядом поляну, – все, что терял когда-то, от чего отказывался по своей воле. Собрал и грехи свои, и неудачи. Радости, печали, плохое и хорошее – все, в одну большую кучу…

– Постой, постой… – до юнца медленно доходил смысл сказанного. – То есть в камнях нет никаких бриллиантов или золота, они не имеют никакой ценности?

– Для тебя не имеют. Для меня – ценнее их ничего нет. Прими это по-философски спокойно и лучше возвращайся со своими друзьями домой. Когда-то и твое время придет – собирать камни… Меньше разбрасывай их сейчас, люби их…

Договорить старик не успел, потому что согнулся пополам, получив удар, ровнехонько в область солнечного сплетения, – собеседник бил уверенно: профессионально и метко.

– Я же говорил, что он псих, – удовлетворенно пояснил кудрявый друзьям. – Псих и есть.

А потом сплюнул и раздраженно добавил:

– Только время потеряли.

Они уже почти ушли, старик слышал удаляющиеся шаги «тимуровцев», однако компания неожиданно вернулась.

– Знаешь, дед, мы тут посовещались и решили. Говоря твоим языком, пришло время поквитаться. Сейчас мы твою самую дорогую драгоценность скинем в воду – оттуда ты ее точно не достанешь. И тогда превратишься ты в вечного ныряльщика, и придется тебе, дедуль, камни не собирать, а доставать. И никакой блат не поможет. Если ты, конечно, не тот старче – дружбан золотой рыбки из сказочки. Вот такая философия.

Втроем пацаны легко и практически без усилий покатили камень на противоположный край поляны, который кончался обрывом, нависающим над озером. Немного поглумились: один из мальчишек достал фломастер и крупными буквами написал на шероховатой поверхности валуна – «ЛЮБОВЬ ПСИХА». И уже после этого под дикие улюлюканья камень был сброшен вниз.

Старик сидел на груде камней и с грустью смотрел на уходящих мальчишек. Он не переживал, так как знал и даже был уверен, что свои камни рано или поздно, но соберет в одну кучу. Но соберут ли в будущем свои камни ушедшие подростки? Этот вопрос не давал старику покоя, постепенно превращаясь в еще один теряющийся во времени валун…

– Мать, опять ты свои дурацкие наряды надела? Полный шифоньер барахла, можно сказать, эксклюзивом полки забиты, а ты за свое тряпье по привычке хватаешься. Кто ж у тебя молоко купит, если ты на бомжиху похожа?

Матушка стояла перед Алиской и глупо ухмылялась, держа одной рукой на поводке любимую козу Фросю, а в другой – бидон с молоком. Фросе очень нравился ошейник, который ей нацепила хозяйка, – с весело звенящими колокольчиками и стразами, переливающимися на солнце. Фрося чувствовала свою привлекательность и, чтобы привлечь внимание Алиски или хозяйки, медленно мотала головой, отчего воздух сотрясался от мелодичного звона.

– А козу зачем с собой тащишь? – Алиска цыкнула на Фросю, и та покорно прилегла у ног матери, задрала морду и устремила преданный взгляд на хозяйку. – Козе покой нужен, недели две до отела осталось, а ты ее на дорогу… Эх, мама, мама!

Мать у Алиски чудн а я. Вот ведь несуразица: Алиска ей и вещи хорошие покупает, и свои отдает (а вещи, надо отметить, у Алиски только отличнейшего качества), а мать все равно в обносках ходит. Наденет латаные-перелатаные шаровары, все в цветных заплатках, кофту какую-нибудь линялую и растянутую в разные стороны, туфли растоптанные обует – чисто побирушка. А венец экипировки – аляпистый красный платок, кокетливо обмотанный вокруг головы и завязанный узелком спереди на лбу с торчащими в разные стороны кончиками. Вылитая Горпина Дормидонтовна из кинофильма «Свадьба в Малиновке». А этот фильм у матери – один из любимых. Подражает, видимо, героиням.

Однажды именно в таком виде мать сидела у дороги, торговала козьим молоком да картошкой с солеными огурцами, что соседка подкинула. В деревне ведь как? Взаимовыручка между торговками существует: сегодня одна торгует, а вторая огороды свои возделывает или какими-то домашними делами занимается, завтра – наоборот. В тот день трудовую вахту несла как раз Алискина мать. День жаркий выдался, матушку сморило, она и не заметила, как заснула.

Проснулась мать оттого, что кто-то тряс ее за плечи. Она глаза открыла, ничего понять не может, от испуга из горла только нечленораздельное мычание вылетает. Над ней склонился мужчина: огромный, шея бычья, бицепсы под одеждой ходуном ходят, а из ворота рубашки у него золотая цепь в палец толщиной свесилась, с крестом, какие мать только у батюшки в церкви видела. Сам исполин что-то участливо говорит. Матушке спросонья он сначала ангелом показался, она, как завороженная, смотрела на крест.

– Глухая еще к тому же, – констатировал «ангел» и жалостливо погладил мать по голове, как маленького ребенка. – Держи, бабуся, купи себе жратвы на все.

С этими словами он сунул матери в руки какую-то бумажку и неспешно направился к своему автомобилю, прихватив одну из бутылок с молоком. Автомобиль, резко стартовав, умчался, и только тут мать обратила внимание на то, что сжимала в кулаке. Хрустящая, серо-зелененькая, мужчина лобастый с длинными волосами посредине, буквы иностранные, цифра 100… Мать таких денег отродясь не видела. Но поняла, что бумажка ценная. Свернула ее аккуратненько в четыре раза и поглубже за пазуху засунула.

Алиска долго смеялась, когда мать ей картинку с длинноволосым показала:

– Да! Тебе уже милостыню подают… И не просто подают! Долларами!

Потому и сейчас ругалась, требовала одеться приличнее.

– Мам, как ты думаешь, почему у меня торговля бойчее идет? А? И продаю я дороже, а тебе все цены сбивают. Не знаешь? Так скажу.