Алекс Грарк - Качели любви. Проза

– Не могу что-то понять, Колян! Почему у тебя с часами-то проблема? Не нравятся? Женские часы носить не хочешь? Продай тогда.

– Не уводи разговор в сторону, холостячёк! Давай еще по стопарику опрокинем, а то выдохнется, и потом вновь к делу перейдём.

Сказано – сделано. Опрокинули, пожевали колбаски и здесь Колян Михаила, как обухом по голове:

– Я ведь тоже, когда из грязи поднял эти часики, то подумал, как ты: поменяю на мужские или просто продам. Да и подарить кому-нибудь за определённые услуги можно было бы. Но вышло по-другому. Обронила часы какая-то краля, выходя перед рестораном из «Мерседеса». Из машины помог ей выбраться водитель, а у меня как раз те самые догонялки с Сандрой были, я от её «Тойоты» по переулкам шпарил. Выскочил перед рестораном, и сразу машина подъехала. Я хорошо видел, как дама в красивом платье и под зонтом, видимо, на свидание к заморскому кавалеру спешила. Скорее всего, шалава какая-то, а может и московских дворянских кровей, точно сказать не могу. Сейчас с хорошими деньгами народу в столице много, сразу врубиться трудно. Вижу я, что-то сверкнуло у неё с руки, да прямо в грязь у «Мерса» плюхнулось. Машина уехала, а я остался посмотреть и наткнулся на часики. Только краешек браслета блестел сверху, остальное в луже сразу скрылось. Вынул я осторожно диковинную вещь, под дождём за углом промыл и на руку нацепил, благо браслетик впору оказался, что тоже странно мне стало. Ведь парень я – крупный, руки здоровые. Видно, свободные вещи дамочка носила, не любила иначе. А почему они расстегнулись на её руке – здесь сказать трудно, всё в жизни бывает!

– И что? – не утерпел Михаил. – Что тянешь-то? Часы и часы, нашёл и ладно, носи на здоровье, если за ней не кинулся, чтобы отдать.

– Кинулся бы, да у ресторана даму встретил крутой парень с охраной. Такие вещи сразу в глаза бросаются, побоялся, что накостыляют, подумают, что стянул и деньги выпрашиваю. Выглядел-то я в тот день неважно, прибрался в специальную одежду, чтобы от Сандры к знакомому бомжу Мустафе смотаться. Короче, я часы эти кому угодно не покажу, они особенные. Вот, посмотри… – снял Николай часики и на стол положил, оглянувшись почему-то на занавешенные окна.

Вот здесь Михаилу и стало понятно, что за проблема возникла у его друга. Часы оказались – и сами и браслет – усыпанные мелкими и крупными алмазами. С драгоценными камнями Мишка с Колюней были знакомы ещё с раннего детства, когда напротив их дома старый ювелир-еврей держал недолго лавчонку-ломбард. Потом его, правда, Пшончик со своими ребятами зарезал и угодил на пожизненное. А жена еврея вместе с дочкой уехала после расследования и суда за границу, дядя там у неё был уже в возрасте, давно звал своего еврея бросить и приехать к нему поухаживать перед смертью. Ребята ещё пацанами заходили в ломбард и любовались красивыми камушками, а Беренштейн всегда угощал их конфетами «Птичье молоко» и в свободное время много рассказывал о драгоценных камнях: название камней, оттенки цветов, какой они бывают огранки, где их добывают, кое-что даже брал с витрины и показывал, прикрыв входную дверь на запор. Была ещё одна зацепка, отчего ребята лишний раз бывало бегали к Беренштейну: его единственная чрезвычайно привлекательная дочка. К великому сожалению хозяин ломбарда при посещении ребят сразу отправлял Лизу в свою комнату учить уроки.

Вещица, лежащая сейчас перед Михаилом на столе, могла стоить сотни тысяч долларов. И то, если не являлась каким-нибудь известным раритетом и не была куплена на зарубежном аукционе. Марку часов разобрать было невозможно – слишком мелкие буквы, к тому же иностранные. Даже с увеличительным стёклышком покойника Беренштейна вряд ли что-нибудь понять можно было.

Ходили часики исправно, тихо, показывали правильное время. Михаил повертел их в руках и спросил:

– И как же ты до сих пор живой ходишь? Тебя, Коля, давно по России специально натренированные люди ищут, да никак не найдут!

Колян помолчал, часы вновь на руку надел, под самый рукав глубоко засунул.

– Теперь и ты понимаешь, что всё не так просто. При попытке продать их уже можно сгореть, убьют и глубоко в землю закопают так, чтобы никто не нашёл. А выбросить тоже жалко! Красота-то какая! Евгения моя ещё не видела. Да, думаю, и не увидит, буду прятать. Хотя от собственной бабы спрятать что-то вряд ли удастся. Но и показывать нельзя, женщины – народ болтливый, где-нибудь вякнет и всю семью вырезать могут…

– И что ты теперь думаешь с ними делать? Все равно тебе нужно с ними расстаться, так же ведь?

– Не соображу пока, Мишань! – понурил голову дружок, даже не чувствовалось, что его хмель брал. – Я ведь и уехал в спешке, поскольку показалось, что следить за мной какой-то хлыщ начал, росточка небольшого, но морда у него злая очень, на собачью похожа! Конечно, у страха глаза велики, но как всё это представил: подойдут во дворе дома, где я живу, скажут, чтобы часы вернул. Вернуть-то я их верну, но наверняка зарежут или застрелят. Сейчас свидетелей всегда убирают, раз ты его глазами видел, то и сдать можешь. Поэтому лучше убрать со света долой! Разве не так?

– Я в Москве не работал, порядков не знаю, – с усмешкой ответил Говоров. – Но, похоже, что ты близок к истине, но и подсказать мне тебе нечего.

Посидели они ещё, допили второй пузырь. Михаил по самое не балуйся набрался, давно так не пил, перед глазами всё расплываться стало, а Коляну хоть бы что!

– Пойду я, – наконец решился он. – Время уже позднее, Женька, наверное, волнуется, хотя я её предупредил, что у тебя побуду, давно не виделись. Света – Светлячок мой – ложится рано, та давно, конечно, дрыхнет! Вот не веришь мне, а была бы у тебя такая милая дочка – тоже радовался бы жизни и не жалел о женитьбе. Что бы там у меня в Москве не было, а люблю я их – баб моих – до страсти… – он помолчал минут пять, а затем добавил:

– Боюсь я за них, Мишань! Нужно когти отсюда драть побыстрее, а не то найдут и их вместе со мной положат!

Наутро была суббота, к семи часам Коля вновь пришёл, трезвый, как стёклышко, но в глазах страх прячется. В руках – сумка с вещами, похоже, что собрался в дорогу.

– Вычислил тот хлыщ меня! – с порога буркнул дружок и прошёл в комнату. – Если ты мне не поможешь, то я – пропал!

– С чего ты взял? – удивился Говоров. Найти человека, проехавшего из столицы неизвестно в каком направлении полтысячи верст, не так уж просто. Для только что вскочившего с кровати парня, голова у Михаила работала нормально.

– Видел я его на вокзале. Ходил сегодня раненько расписание посмотреть и определиться, в какую сторону рвануть на первое время, а он в пассажирском зале на лавочке прикорнул и спит. Язык свой собачий опустил с лавки и похрапывает. Хорошо, что я сразу его заметил от входа и моментально к тебе рванул. А что ты удивляешься? Если догадались по стройкам поискать – мужик я рослый, в глаза сразу бросаюсь, – то могли нечаянно наткнуться на столичных работяг, с которыми тружусь. Когда я там у ресторана в грязи ковырялся, охранники ещё оставались у входа и на меня внимание, конечно, обратили. А в конторе, где я числился, не сложно найти мой адресок. Тут меня и накрыли, не знаю, успею ли уехать. Придётся такси до ближайшего районного центра нанять, а там уже сесть на электричку.