Дмитрий Ридигер - Семь

– Постой-постой! Полгода – и все?

– Да. Ах ты, елки-палки, опять проблема кросскультурная… Видишь ли, Петр, нас отбирали, и отбирали не менее тщательно, чем в твое время в отряд космонавтов – но по другим параметрам. На первом месте при отборе было не здоровье – с этим у нас трудностей почти нет, не интеллект и образование – порядка половины населения как минимум не глупо и имеет образование – аналог твоего высшего…

– Ничего себе! В мое время был всего два процента!

– Несчастные предки… Так вот, основным при отборе был показатель, который можно трактовать как особое свойство личности, характеризующееся редко встречающимся сочетанием не самого низкого интеллекта и способности к безвредному для сознания переживанию чувства опасности. Доступно сформулировал?

– Вполне. Это свойство, случаем, не авантюризмом называется? Или, скажем помягче – склонностью к риску?

– Близко, но не совсем. Рисковать можно со всей дури, не задумываясь о последствиях. А если уметь задумываться о реальной опасности, но сознательно идти ей навстречу, то недолго и умом повредиться, что с подавляющим большинством неглупых людей и может произойти.

– То-есть, вы эдакие избранные?

– В определенном смысле – да. Но общество нас воспринимает скорее как ненормальных.

– Ничего себе! Тогда такой прагматичный вопрос – что вы получаете взамен от общества, считающего вас ненормальными и посылающего сознательно рисковать жизнью неизвестно куда? Признание, славу, деньги?

– Ну, в глазах общества наша слава весьма сомнительна, а денег сейчас просто нет. Взамен них есть статус защищенности, его и получаем.

– А что это?

– Статус, согласно которому можно получить определенный уровень защищенности в жизни. В жилой среде, передвижении… Например здесь, на Станции, он довольно высокий. Сам небось заметил, что жилая среда здесь очень безопасная.

– Да уж, захочешь – не повредишься… А в чем он измеряется, этот статус?

– Это сложнее. Можно сказать, ни в чем. Просто статус. Уровней очень много и их количество не постоянно, виды и способы защиты совершенствуются – наука и техника тоже не стоят на месте.

– ??!

– Ничего, и в этом разберешься со временем. Кстати, у тебя тоже весьма высокий статус. По совокупности заслуг перед человечеством.

– Хм, спасибо… Разберусь, конечно, куда денусь… Но давай все же вернемся к вашему космическому образованию. За полгода вас смогли подготовить сразу по нескольким специальностям?

– Ну, педагогика тоже два века на месте не стояла… Правда, основные специальности у нас уже были. Один Лео исключение – он историк. Но по своим личностным качествам – отличный пилот, каких мало. Только не очень опытный еще.

– А сколько ему лет? И вам, кстати?

Дан и Тим едва заметно смутились.

– Мне сорок, Тиму тридцать три. Про Лео не скажу, потому что его здесь сейчас нет. Хотя по состоянию организмов наш возраст не больно-то коррелирует с привычными тебе показателями. Но знай на будущее – это крайне нескромный вопрос. И я знаю ответ, только потому что врач. А выдал тебе возраст Тима и свой, так как не ответить не мог. Это было бы еще более невежливо.

– Ох, прошу прощения! И спасибо за науку… В мое время было нескромно только женщин о возрасте спрашивать… А какая же средняя продолжительность жизни сейчас?

– Не знаю, это тоже зависит от статуса. А показывать свой статус неприлично, и поэтому невежливо спрашивать о возрасте. Ты, главное, сейчас в краску не впадай и не тушуйся в будущем – я же все время говорю, разберешься еще во всем, успеешь. А нас спрашивать о чем угодно можешь, без опасений.

– Хорошо, спасибо еще раз.

– Да не за что, пращур, не за что! – Дан откинулся в кресле и хитро сверкнул глазами. – Я, собственно, вот с чем к вам шел – Петра приглашают на Землю, влиться в благодарное человечество. Меня, Тима и Лео тоже, в качестве бессменных сопровождающих. На период адаптации, так сказать. Петр, не возражаешь?

– Конечно нет! А почему вас? Хотя понятно… Но – без Семеныча… Да, кстати, почему я с ним, как с начальником Станции, до сих пор знаком только заочно? Как и с членами консилиума – потому что первым желание встретиться не изъявил?

Дан и Тим снова смутились, но опять постарались не подать вида.

– Вообще-то, нашего шефа зовут Се. Это Лео его Семенычем обозвал, на старинный манер, а тот не возражал. Может, раньше и впрямь Семенычем звали бы – наши имена просто сокращенные от принятых раньше. Я, наверное, Даниилом был бы, Тим – Тимофеем, а Лео – Леонидом… Или Леопольдом каким…

– Хм, с вами у меня на каждом шагу – открытия сегодня, большие и маленькие… Но на мой вопрос ты так и не ответил. Или опять что-то не то спросил?

– Ничего, нормально… Видишь ли, наш Се – или Семеныч, если тебе так привычней, – имеет один из самых высоких статусов, и лично с ним пообщаться практически невозможно.

– Не хочет ни с кем встречаться?

– Нет, просто это нельзя осуществить.

– Почему?

– Почему? Просто он… Как бы тебе объяснить попроще, понагляднее… – Дан пошевелил в воздухе пальцами. – Ты когда-нибудь пробовал увидеть рыбку в большом аквариуме, заполненным чернилами?

Шлюз на взлетной палубе засветился синим кольцом. Означавшим, что пристыкованный к нему снаружи корабль уже запустил двигатели и экипаж начал проводить последнюю предстартовую подготовку.

Пройдя в шлюз последним, Лео напоследок погладил матовую поверхность стены.

– До свидания, Станция! Вряд ли скоро увидимся!

– На сентиментальность потянуло, пилот? – Дан не мог упустить случая поддеть.

– Молчи уж, эскулап бессердечный!

Перейдя в сияющий белизной тамбур корабля, все четверо невольно оглянулись на пленку поля за разворачивающимися из рулончиков створками люка. Лепестки створок, чуть помедлив, наползли краями друг на друга и зарастили швы, после чего в центре замигал красный огонек.

– Ну, вот и все! Прощай, Станция – принимай сыновей, Земля! – патетически произнес Дан и первым шагнул в открывшийся проход. Петр двинулся следом, с любопытством рассматривая стены, по которым бежали крупные красные цифры, отсчитывающие время до старта, и симпатичную зеленую стрелочку, суетящуюся у ног.

Войдя в небольшой пассажирский салон, уселись в кресла, расположенные вокруг небольшого, овального стола. Оказавшиеся и здесь, цифры на стене отсчитывали последние секунды. Мигнули два ноля, раздался нарастающий свист двигателей, и по салону прошла легкая вибрация, которую не смог поглотить корпус. Потом легкий толчок отрыва – и корабль, плавно отойдя от причального шлюза, начал ускоряться, двигаясь параллельно плоскости эклиптики.

Петр заинтересованно смотрел на большой стереоэкран, занимавший противоположную стену и часть потолка – Станция быстро уменьшалась, превращаясь в неяркое пятнышко, а из верхнего угла постепенно выползала планета, на которую отбрасывал тень один из спутников.