Эльвира Абдулова - Возвращение домой

Сева замешкалась на минутку и сказала:

– Сначала доктор придет, а потом, может быть, и он.

– Врешь ты все! Он давно не приходит – значит, нет его!

Иногда старуха мыслила разумно, и Сева не знала, что сказать в ответ. Она плотно закрыла дверь, чтобы случайно не заглянули мальчишки, и стала мыть больную. Во время всех гигиенических процедур свекровь сопротивлялась, как могла: изгибалась, отталкивала, жаловалась на боль, отгоняла невестку как надоедливую муху, мешая делать и без того непростые вещи…

– Пусти меня! Я пойду в туалет сама!

– Вам нельзя одной, давайте я помогу! – свекровь рвалась встать с кровати.

– Твой туалет, что золотой? Мне нельзя туда ходить?.. Ах, ты какая! Поставь горячую воду, я сказала! Сама купаться буду!

Сева заметила, что парализованная рука Фатьмы-ханум может двигаться: та хватала ее обеими руками и мешала. Что с головой – молодая женщина понять не могла. Старуха и правда ее не узнает или намеренно изображает потерю памяти, чтобы высказать все, что думает на самом деле?

К приходу Семена Марковича Фатьма-ханум сидела причесанная, опершись на подушки, в новой ночной рубашке и в чистом памперсе. Врачу, которого горячо рекомендовали хорошие знакомые, можно было довериться из-за одной фамилии и огромного опыта, но и отзывы были один лучше другого. Едва войдя в дом, он начинал тщательно мыть руки горячей водой, будто перед этим весь день копался в земле, потом также долго надевал отутюженный белый халат, спрятанный в портфеле и наконец приступал к осмотру больной.

Левая сторона еще не вполне оправилась, но давление стабилизировалось, и в целом уважаемый Семен Маркович заметил значительные улучшения. В конце осмотра Фатьму-ханум положили на правый бок и доктор показал, как нужно избегать пролежней, несколько раз за день переворачивая больную.

– Пусть поднимается и потихоньку передвигается по комнате. Вы же купили ей «ходунки»? Не поощряйте ее лень, пусть разрабатывает руку и ногу!

– Трудно с ней: капризничает, вредничает, – тихо призналась невестка.

– Я вас понимаю, все они такие, – сочувственно откликнулся Семен Маркович, – и все же поднимайте ее, пусть не залеживается!

Фатьма-ханум оставалась безучастной, будто речь шла не о ней.

– Аппетит у нее хороший, спит хорошо, за давлением я слежу регулярно, иногда и рассуждает она вполне разумно…

– Ну вот, – пробовал пошутить Семен Маркович, – наличие аппетита – это залог выздоровления, хотя, конечно, – посмеявшись, добавил он, – некоторые из них исправно едят больше трех раз в день и при этом обвиняют родных в том, что те морят их голодом.

Фатьма-ханум неожиданно для всех застучала здоровой рукой по стене.

– Что Вы делаете, мама? – спросила Сева, склонившись над кроватью.

– Вам что-то нужно?

– Нужно, конечно! Хочу, чтобы Вагиф пришел, подарочек мне принес и чтобы дочки мои приехали, за мной посмотрели!

– Вот она, Ваша дочка, – вмешался Семен Маркович, – кому еще Вы нужны?

Больная странным, пустым, будто невидящим взглядом окинула невестку, потом врача и ответила:

– Нет, это не моя дочка!

– Почему же? – Семен Маркович говорил с ней так насмешливо и отстраненно, будто рассматривал невиданное в природе существо в микроскоп и собирался вести записи в своем научном дневнике о состоянии испытуемого.

– Она Вас кормит, ухаживает за Вами уже больше месяца.

– Нет! – упрямо не соглашалась больная, – мои дочки не спят до двенадцати, они работящие, а эту не дозовешься!

– Разве она за Вами плохо смотрит?

– Она? – спросила женщина, на минуту замешкавшись, – она хорошо…

Будто что-то вспомнив, ухмыльнувшись, добавила:

– Это какая-то добрая медсестра… она меня утром вкусно кормила, – и закрыла глаза.

«Боже мой! Какая каша в голове!» – подумала Сева и, воспользовавшись тишиной, предложила доктору выпить чай. Он в спешке отказался, хотя в предпоследний свой визит с удовольствием пил горячий крепкий чай с вареньем и пахлавой, рассказывал о семье и интересных случаях из практики. Конверт с гонораром ждал его в коридоре, у зеркала. Доктор незаметно смахнул его в открытую пасть портфеля, также аккуратно сложил свой безукоризненный халат, пожелал больной здоровья, а семье – терпенья, и быстро удалился, по-молодецки спустившись по лестнице и не дожидаясь лифта.

Все в районе знали, что молодой доктор очень любит свою жену. Оказалось, родительский расчет был верным и чувства, действительно пришли после свадьбы. Ахмед был человеком легким и замечательным. Когда входил в дом, преображалось все пространство вокруг. Дети бежали ему навстречу, супруга спешила накрыть на стол, получив свой поцелуй в лоб. Они были женаты уже несколько лет, а она все еще смущалась перед детьми из-за подобных проявлений чувств, считала это постыдным. Добрый, чуткий и отзывчивый, Ахмед обладал твердым мужским характером и ни за что бы не поступил вопреки своей совести. Он не шел на компромиссы и никогда не совершал врачебных ошибок, подходя к любому пациенту ответственно и обстоятельно. Вечерами он читал медицинские книги, делал заметки в своих тетрадях и навещал больных, которые нуждались в особом внимании.

Нежность, с которой Ахмед относился к молодой жене, удивляла родных и знакомых, заставляла женщин завидовать, а мужей с раздражением добавлять «хватит-да!», слыша очередной рассказ о том, что молодой доктор гуляет по выходным дням с детьми, помогает жене по дому. Конечно, то, что кавказский мужчина готов был даже стирать и гладить детское белье, знали лишь самые близкие. Храня это в тайне, Фирангиз всегда выходила во двор вешать белье сама, потому что есть же предел положенного и унижать мужчину никак не следует.

Кто жил на Кавказе, тот знает: даже вешать белье нужно там по особому правилу. На первой веревке, самой защищенной от чужого глаза, располагается нижнее белье. Дальше идут более крупные вещи, вывернутые наизнанку: так безопаснее из-за палящего солнца. Сама открытая для постороннего глаза веревка прикрывала всю картину огромным, непроницаемым постельным бельем. Если в дом приезжала молодая женщина, то она свое нижнее белье прикрывала еще и плотной тканью, чтобы, не дай Господь, мужчина не увидел исподнего.

Дети любили играть между веревками, прятались за длинными простынями и пододеяльниками от злобного петуха, свободно ступавшего по двору и отличавшегося скверным нравом. Его гортанное кукарекание будило всю семью, а их скромное хозяйство постепенно разрасталось. Фирангиз мечтала о корове и теплом свежем молоке для детей. Всему научила Фирангиз своих дочерей и надеялась на то, что и их родительский расчет в свое время окажется верным, и их дети будут так же счастливы, как и они с Ахмедом!