Виталий Павлов - Московский 222-2

С моей точки зрения, Генка являлся личностью исключительно позитивной и ярких недостатков, коими так изобилуют люди в нашу эпоху, эпоху всевозможных соблазнов и специфических вкусов, у него не наблюдалось. Пожалуй, только два пунктика иногда заставляли напрягаться окружающих: во-первых, он любил прихвастнуть, и, во-вторых, временами становился очень обидчив и ревнив. И именно последнее качество делало его, весьма покладистого и терпимого ко многому человека, очень уязвимым перед лицом глупых страхов, подозрений и фантазий.

Масла в огонь эпизодически подливала его мамаша, считавшая Марию, невестку, абсолютно недостойной своего сына. С точки зрения Генкиной родительницы, любая особа, посягнувшая на его свободу, должна была взамен отдать Геннадию всю себя без остатка, превратившись в фабрику-кухню, прачечную, овощевода и консервного мастера, горничную, массажистку, парикмахера, а также в казначейство, монетный и печатный двор. Уверен, что даже писатели-фантасты не смогли бы достоверно изобразить такое существо, идеально подходящее, с точки зрения Зинаиды Прокопьевны, в качестве законной супруги для сыночка. В общем, свекровь ненавидела невестку, и та отвечала ей лютой взаимностью. Обычная история.

Ближе к третьей бутылке вина я, наконец, понял, что этим субботним утром Генка приревновал жену к одному из ее коллег (по пустяковому, на мой взгляд, поводу) и, переживая, устроил скандал. Получил в ответ порцию жестких слов, после чего позвонил мамане, поплакался в жилетку, а потом позвонил и мне, приглашая в напарники-компаньоны, чтобы успокоиться и доказать самому себе, а заодно и всем, что он на что-то способен.

Что было дальше, помню плохо. Помню, как расплачивались по карте в «Макарене». Я немного волновался, но все прошло удачно. Потом вышли на проспект, бодро горланя какую-то песню. По-моему, про крейсер «Варяг». «Не сдается», «гордый» и все такое прочее.

Дальнейшие полчаса намертво выскользнули из моей памяти.

Сознание медленно возвращалось ко мне. Оказалось, что полдень давно миновал, солнце спряталось, ветер крепчал и краткий бенефис весеннего петербургского тепла закономерно подошел к концу, оставив нас, веселых путников, наедине с одной легкой курткой на двоих. Капризная апрельская погода в первый раз заставила искать убежище от надвигающейся стужи. И мы зашли в красивейшее здание неоклассического стиля на левой стороне Московского проспекта. Перед входом – полированные гранитные шары со следами отпечатков множества детских рук и грустные темные трубы оркестра неработающих фонтанов в пересохших чашах и акваториях, с октябрь по апрель у них антракт, они играют позже.

– Всегда думал, что библиотеки в современном мире бесполезны, а здесь хорошо, тепло, – сказал Генка, когда мы вошли внутрь.

– И народу мало, меньше, чем в метро, – добавил я, также чувствуя себя комфортно.

Я, однозначно, не любитель больших тусовок. Подозреваю, что в старости, если позволят финансы, уеду куда-нибудь на малолюдный остров. А если не позволят, то в провинциальный город, туда, где под окнами нет потоков машин, где на лавочках с самого утра судачат добрые алкоголики, прямо во дворе по весне поют златоголосые соловьи, а в ларьке напротив продается теплый, только что испеченный, ароматный хлеб. А до дачи можно не торопясь дойти пешком за час. Куплю участок. Построю небольшой домик. Буду выращивать овощи, капусту к примеру, как римский император Диоклетиан, который, согласно проверенным историческим данным, без всяких интриг и переворотов, а просто устав от большой и малой политики, важных государственных дел, ушел на покой и поселился в тихой деревне.

Говорят, капусту выращивать нетрудно, что очень важно для новичка-садовода. Затем примусь за более серьезные проекты: морковку, репу и свеклу. А потом, глядишь, и до фруктов дело дойдет. А если повезет, и остров мой в теплых краях окажется, бананы буду сажать и фейхоа. Вот такие у меня наполеоновские планы на развитие планетарного огородничества и садоводства.

Друг мой Геннадий не таков. Он не садовод. Даже в перспективе. Он – публичная персона и неутомимый энтузиаст. Он любит быть впереди, там, где свистит суровый ветер и бушуют жестокие шторма, там, где постоянно что-то происходит и меняется, там, где природа, ситуация или обстоятельства постоянно проверяют тебя на прочность, там, где можно проявить себя, рискнуть и насладиться опасностью. Если вы знаете такое место (лучше с парковкой) и увидите на ней большой, наглухо закрытый оранжевый (это его любимый цвет) автомобиль, знайте, это – Генка! Он всегда в центре событий, в центре внимания. Он всегда на коне.

Любезный ангел в очках и белой блузке невысокого роста стеснительно посмотрел на нас из-под деревянной стойки со стопками аккуратно сложенных книг и робко поинтересовался целью нашего визита. Мы ответили ангелу, что два охочих до знаний студента, имея один паспорт на двоих, в погоне за дипломами хотели бы записаться в библиотеку. Ангел сказал, что это против принятых у них правил, и оформил меня одного, выдав читательский билет.

– Ну, все, – сказал я Генке, предвкушая релаксацию в теплом местечке. – Пошли в зал.

– Как в зал? – удивилась работница библиотеки. – А книги-то брать будете?

– Ах, книги, – «вспомнил» я. – Генка, ты что хочешь почитать? – Что-нибудь легкое, – сказал Генка. – Детектив.

– Молодые люди, у нас нет детективов, здесь же научная библиотека, – занервничала девушка за стойкой.

– Мне дайте про историю человечества, а ему – про зверей, – уточнил я, вспомнив, что давно хотел выяснить, как именно человек произошел от обезьяны, а у Генки в детстве жила черепаха.

– Молодые люди, каталоги справа, найдите по рубрикатору, какие конкретно книги вам нужны, и я их принесу.

Варварство. В XXI веке использовать для поиска информации картонные карточки. Но тем не менее, выбрав быстро и почти наугад, я стал счастливым читателем фолианта с философским названием «Человек: тупик или вершина эволюции», а «везучий» Генри получил от меня для прочтения труд, имеющий еще более звучное имя: «Сумчатые землеройки Галапагосских островов».

– Давай поменяемся, – жалостливо сказал мне мой друг, – но я, с царственным величием дошедшего до конца эволюционной спирали субъекта, отклонил его смешную просьбу.

Не пускаясь в долгие объяснения, замечу, что в читальном зале наши сине-бело-голубые футболки произвели фурор, сравнимый разве что с фактом, как если бы Российская Академия наук в полном составе пришла на стриптиз.

Кладезь премудростей цивилизации остался за спиной. Мы перешли по подземному переходу на другую сторону Московского проспекта и продолжили двигаться параллельно одной из аллей парка Победы, огражденной от асфальтового тротуара естественным забором из невысоких стриженых кустов. Летом этот парк – царство воды и зелени, воистину как оазис в пустыне большого города, и является очень популярным местом отдыха. Зимой здесь также людно: коньки, лыжи, санки, снежки и снеговики привлекают значительное число охочих до зимних забав горожан. Но, сейчас межсезонье, листвы и на кустах, и на деревьях еще не было (она обычно появляется в начале мая), и парк выглядел пустынным и голым. Температура воздуха между тем стала стремительно опускаться к нулю. И даже вечные группки азартных шахматистов с досками, фигурами и часами испарились с многочисленных старых скамеек, видимо, разбрелись по конурам и норам уютных и теплых квартир. Лишь кое-где, нарушая пафос торжествующего одиночества, сквозь ветви просвечивали силуэты мерзнущих статуй и барельефов. Деревьям тоже было холодно, и они, встревоженные порывами невского ветра, шептались неодетыми кронами и жаловались нам. Но мы молчали. Жуткий холод не давал нам возможности думать и разговаривать. Моя идея пробежаться была встречена Генкой в штыки. Геннадий являлся мужчиной видным и дородным: лежа на спине, он напоминал автомобиль «Жук». При такой комплекции пробежать по доброй воле хотя бы метров триста, было бы сродни подвигу.