Яна Павлова - Герой 21-го века. Маленькие приключения большого засранца

– Это за мою дочь.

Без замаха бьёт меня кинжалом в пах, проворачивает его, я падаю на колени. Она трогает мой подбородок, поднимает его, приставляет к шее нож, делает надрез:

– Это за того парня.

Я проснулся, почувствовал, что-то течёт по ногам, испугался: вдруг кровь? Остатки сна пропали, когда я вскочил с кровати.

Обоссался.

Такого не случалось лет с шести-семи. Вот до чего доводят бабы!

Мне было жаль постельного белья. Я пользуюсь только дорогим, мягким, из шёлка. Но не могу представить, как буду спать на тряпках, наблюдавших моё унижение. Пришлось выбросить.

Я осмотрел вчерашнюю одежду. На ней остались пятна, тёмные, броские, как будто кто-то обрызгал меня. Видимо, это кровь того парня. Куртку, джинсы и кроссовки я тоже выбросил. Как можно носить то, на чём есть частички чужой смерти, чужой боли, чужих страданий? Это не сперма: их не смоешь порошком, поневоле будут ассоциироваться с тем парком и тем парнем, будут внушать опасность и нервировать. А нервов, судя по утреннему инциденту, мне явно не хватало.

Я положил фотографию Марининой мамы на кухонный стол, присел, поставил локти на край и опёрся на скрещённые руки. Смотрел и думал: кого она напоминает мне? Раздался звонок.

– У меня плохая новость, – Антон не поздоровался, что странно: адвокат всегда вежлив, он соблюдает этикет и церемониален, что, кстати, страшно иногда раздражает.

Была у него привычка подходить к делу издалека, говорить о ненужном, доводить прелюдию до абсурда, когда всю суть можно передать одним-двумя словами.

– Твоё дело передали другому следаку, и я не знаю почему.

– А что в этом плохого? – я правда не понял. Передали и передали. Что с того-то?

– А то, что этот чудесный представитель моей любимой судебной системы, – вот видите, я же говорил, что он растягивает вещи до предела, – страдает дурной привычкой копать до победного. В его практике нет ни одного нераскрытого дела, а работает наш новый друг уже десять лет. Ты хоть представляешь, чего это стоит?

Честно, я никогда не сталкивался с такими вещами, поэтому что десять, что двадцать лет в совокупности с найденными виновниками мне ни о чём не говорят, разве что о профессионализме.

– Значит, он умеет работать.

– Ты идиот? Это значит, что он вылезет из кожи, но докажет твою вину! Потому что других предполагаемых преступников нет, если тебя не осудят, пострадает его репутация! Он просто не сможет этого допустить!

Адвокат орал на меня, орал в прямом смысле. Я хотел обидеться, но потом понял: он напуган, потому что репутация для самого Антона значила ровно столько же, сколько и для этого нового следака.

– И что мне делать?

– Быть паинькой и не высовываться, – юрист сбавил обороты. – Он пересматривает дело, завтра ты даёшь показания. Пойдём вместе, сегодня вечером я ещё заеду к тебе: нужно обговорить детали.

– Зачем это?

– Чтобы ты не облажался.

– Нет, зачем опять показания давать?

– Ты глухой? Я же сказал: он пересматривает дело.

Я не понимал, зачем нужно заново опрашивать свидетелей: они, что, скажут что-то новое? Но и не боялся, не видел причин: Антон же сказал, что улик против меня нет, тогда откуда им взяться?

Вот идиот! Телефон! Фотография! Я же заснял ту девушку из блокнота парня, который, как думал адвокат, убил дочь Тамары. Девайс лёг рядом с фото. На меня смотрели две женщины. Здесь хватало и беглого взгляда, чтобы понять: это один человек, только в разный период времени.

Форма лица, глаз, носа, губ, даже бровей, родинка на правом виске – совпадало всё. Я задумался. Какова вероятность, что оставивший книжку в квартире Тамары нарисовал в ней мать Марины? А я случайно наткнулся на оба изображения.

Удивительная штука – жизнь! Она причудливей вымысла. Месяц назад я не мог представить, что моя девушка умрёт, а я отниму жизнь у ребёнка и взрослого парня. Может, у меня уже едет крыша, хотя считается, что, если человек принимает диагноз и соглашается с ненормальностями в своём поведении, он здоров. Я подумал, что эти три мертвеца образуют некую потустороннюю семью, один организм, и почувствовал какую-то целостность, законченность, как будто больше ничего не случится: не будет трупов, барышень, глотающих таблетки, лесбиянок, глядящих на мужские члены, напыщенного адвоката, дотошной полиции и озабоченного гомосексуалиста.

Меня немного нервировал виртуальный друг, написавший мне о девочке. Но он ведь мог иметь в виду и саму Марину, разве нет? Это единственное разумное объяснение. Я решил выйти в Сеть.

«Зачем ты взял фотографию мамы? Отнеси её обратно!»

Сначала я опешил, а потом рассмеялся. Что и требовалось доказать! Это Вика. Она заметила отсутствие фотки и решила меня напугать. Я позвонил ей.

– Вик, привет. Какие планы на вечер? … Чудненько! Давай сходим в кино?

Я раскручу девицу, возьму с неё всё, что она только сможет мне дать: секс, информацию о Марине и признание в сведении меня с ума. А что до непонятного преображения ай-пи, то пусть программист разбирается. Откуда я знаю, почему адрес, который не должен изменяться, трансформирует сам себя бесчисленное множество раз и притом перманентно. Может, программа сломалась, или Вика умело обезопасила себя, или Толя фиговый хакер. Мало ли причин!

Я решил оставить всё так, как есть, пустить на самотёк, потому что ничего страшного всё равно не произойдёт: меня не обвинят в убийствах, потому что не знают, что это я, а в самоубийстве тем более, потому что в нём я и правда не виноват. Адвокат вытащит мою задницу из зала суда свободной, следователь останется с носом, Вика признается в содеянном, а я соберу вещи, продам квартиру и уеду туда, где можно спокойно работать. В душе воцарились мир и гармония. С хорошим настроением я вышел из квартиры, спустился вниз и поймал такси.

Вика часто грешила опозданиями. Хорошо, что я не взял билеты сразу: прошло полчаса с той минуты, как мы договорились встретиться, и фильм уже начался.

Кто-то тронул меня за плечо, я вытащил наушник и обернулся:

– Извините, вы мне не поможете?

Я вытащил провод и из другого уха: на меня глядела прехорошенькая девушка, маленькая брюнетка с бледной кожей и ярко-красными губами.

– Мне нужно вызвать такси, но кончились деньги на телефоне. Одолжите мне свой, пожалуйста.

– Конечно, – я протянул мобильник и подумал, что одолжу ей не только телефон.

Она тыкала хорошенькими пальчиками в кнопки на дисплее в тот момент, когда на меня опрокинули поднос. Я заорал. Руки жгло, ноги под джинсами тоже горели, одежда вся в мясе и макаронах. Пока ждал Вику, я присел в кафе, там меня и нашла девчонка, которой, кстати, уже не было видно. Воровка! Стало быть, тот, кто опрокинул поднос, – её подельник. Недолго думая, я схватил второго вора за грудки: парень был хилячок; толкнул его, уложил на стол и прижал.