Владимир Гринспон - С юмором и серьезно

Где-то в одно время с нами пришел в цех таким же учеником и Коля Микалян (все его, конечно, величали Микоян). Было ему уже под 30 лет. Он оказался семейным человеком с женой и двумя дочерями. Держался он скромно. С упорством осваивал азы слесарного мастерства, хотя было видно, что оно ему в новинку. С коллегами по цеху близко не сходился, тем более не «соображал» с работягами после работы. Но постепенно как то сблизился с нами и поведал свою историю. В Одессу он приехал уже семейным. Родственники и земляки устроили его на довольно денежную работу официантом в ресторан гостиницы “ Красная”, что в начале Пушкинской улицы. Это был второй после “Лондонского” отель в городе по престижу и удобствам. Ресторан славился шикарной отделкой в красных тонах и приличной кухней. Работал Коля старательно, был на хорошем счету. Но его подвела мятежная душа, жаждущая справедливости. Как всегда и везде в ресторанах значительную долю дохода официанта составляют чаевые. Но ресторанное начальство вполне справедливо считало, что оставлять все чаевые в руках тех, кто их непосредственно получает в руки, то есть официантов, слишком «жирно». Поэтому Коля и его братья по цеху должны были делиться прибылями с администратором, тот с зав. залом, далее с директором и т. д. Кто был «конечным бенефициаром» этих ручейков, текущих помимо зала еще и от оркестра, с кухни, швейцаров и т. д. не знал никто, но все догадывались, как сейчас догадываются о бенефициарах офшоров владеющих российскими банками и компаниями. Колина служба текла по давно налаженным не им правилам. Всем было хорошо. Коля приносил домой вполне приличный доход. Жена не работала. Девочки учились в хорошей школе, занимались музыкой и танцами. Семья снимала приличное жилье, и копили на кооператив.…Но внутри Колиного горячего нрава зрел и зрел протест против несправедливого, по его мнению перераспределения честно заработанных ИМ чаевых. После нескольких мелких стычек Коля инициировал грандиозный скандал. Бросил на стол заявление «по собственному» и ушел в ПРАВИЛЬНУЮ жизнь учеником слесаря с 35 рублями в месяц!

Живя на сделанные в «тучные ресторанные годы» заначки, Коля честно постигал три месяца азы слесарного мастерства и мечтал о том времени, когда он, сдав на разряд, будет честно зарабатывать своим трудом.

Когда мы в конце первого месяца работы слесарями 1-го разряда пошли «закрывать наряды» – сдавать документы с подтверждением выполненных за месяц работ-на руках мы имели нарядов примерно на 60 рублей. У меня было что-то рублей 68, а у моего друга 55. Разница зависела от ряда обстоятельств: выгодные или нет попадались работы, какие расценки были установлены на те или иные партии обрабатываемых нами деталей. Это называлось сдельной оплатой труда, непонятной и глупой выдумкой социалистической системы.

Наш мастер молча вытащил из моей стопки нарядов один, рублей на шесть, и спокойно его порвал. На мой недоуменный взгляд он лениво пояснил, что по первому разряду 60 рэ. вполне нормально, а отличную от негласного стандарта сумму «наверху» не поймут. Зато другу Валере он достал чужой пятирублевый наряд и присоединил к его стопке, тем самым подровняв несправедливости нормировщиков. Мы ничего против не имели. Шестьдесят рублей для студента это почти предел мечтаний!

Коля Микоян «накосил» за месяц аж 78 рублей. Это были его первые честно выстраданные, трудовые рубли! Не удивительна и его реакция на манипуляции, которые по традиции произвел над его нарядами его мастер Исаак Моисеевич!

После этого наши с Колей дороги разошлись. Он уволился с завода, а мы продолжали зарабатывать стаж и впитывать опыт производства. Первым делом мы выяснили, как можно приподнять разрешенный негласный порог нашего заработка. Нам с удовольствием пошли навстречу, предложив «очень ответственную работу» – обрубку и зачистку крупногабаритных изделий после литейного цеха. На серийных производствах эту черную и ужасно шумную работу выполняют бригады глухонемых. Они ни черта не слышат, зато получают хорошие по тем временам деньги. А так как у нас цех был мелкосерийный, литья было мало, глухих не заводили, а давали эту работу в нагрузку. Старые спецы с высокими разрядами чурались этой нагрузки. Тут-то им на выручку и пришли мы. Работали мы за стеной цеха во дворе. Это давало нам еще и определенную свободу. Можно было даже иногда по очереди прогулять. А если кто спрашивал, где твой друг придумать удобную отговорку-живот заболел или к нормировщикам пошел. Кстати, к нормировщикам мы заглядывали часто. Обычно получив партию литья с расценками на ее обработку-время операций и их стоимость —,мы выбирали самый корявый экземпляр и с негодованием предъявляли его девочке нормировщице. Ты что не видишь, какие бугры! Здесь пневмозубилом не возьмешь, турбинкой надо обдирать! Это часа полтора! Минимум! А у тебя 36 минут! Сама встань и покажи за 36 минут! Обычно после небольшой торговли расценки приводились «к норме» и мы на всей партии выигрывали или деньги, или не менее приятное время. Зарабатывали мы уже по 90 – 110 рублей. Могли бы и больше, но знали меру.

Так приобретался опыт реального производства, и выветривалось из головы расхожее мнение о необходимости прилежно учиться. Наблюдая за повседневной деятельностью цеховых инженеров, было ясно, что их работа и те науки, что мы грызли по вечерам в аудиториях, находятся на разных полюсах и сосуществуют как параллельные прямые, которые по Эвклиду не пересекаются. Приходила уверенность-учеба в институте есть средство добыть диплом. И не важно, что останется в голове. Жизнь ставит перед специалистом свои, неведомые чистой науке задачи. Как реализовывался проект под кодовым названием «Добыча диплома» расскажу в следующих очерках.

С Колей Микаляном судьба еще раз всё-таки свела. Года через два, уже студентами дневного факультета, гуляли мы небольшой компанией по обрывистому берегу моря в районе пляжа «Отрада». Погода была великолепная-весна в Одессе-с цветущей акацией, голубым небом, синим морем. Как всем молодым хотелось петь, веселиться, летать…и кушать. А в карманах у студентов только звон мелочи. От заводских зарплат одни воспоминания, а стипендия давно «освоена» да и не все получали. Вдруг (как часто в рассказах приходит на помощь это ВДРУГ! Иногда, правда и не на помощь). Но в нашем случае ВДРУГ было вполне кстати. Откуда-то с верхних дорожек раздался отчетливый крик-Ребята! Это Вы!? Как давно не виделись! Это я, Коля, идите сюда! Поверх кустов торчала сияющая физиономия Коли. Мы поднялись вверх по склону и нашли приличную летнюю шашлычную-павильон. Коля раздувал угли в мангале. Был он в подобающей заведению белой, слегка засаленной курточке и поварском колпаке. – Как я рад Вас видеть – повторял он, обнимая нас, – сейчас шашлык будем кушать! На наше смущение отсутствием средств он обиделся-да Вы что! Разве я с друзей деньги возьму! Угощение было великолепным, шашлыки отменными, водка холодной. Посетителей кроме нас не было, и Коля без помех поведал нам о своём житье-бытье. После заводской эпопеи все лишние заблуждения вокруг честности и справедливости у Коли выветрились. Он вернулся под опеку армянской диаспоры и преуспевал на шашлычном фронте. Полностью выплатил двухкомнатный кооператив, копит на жигули и балует жену и дочек. На вопрос отстегивает ли он «наверх» кому надо, он удивился. – Конечно! А как по- другому?