Влада Шлыкова - Наваждение. Собрание авторских рассказов и статей

Единственным его компаньоном в этом убежище, где свет работает не каждый день, а из крана течёт ржавая вода, остаётся Жуля – безродная трёхцветная кошка с осторожным к чужим, но ласковым к хозяину нравом. Павел Семёнович подобрал её на улице в один из октябрьских мокрых вечеров и с тех пор Жуля живёт бок о бок с ним уже два года. Иногда Жуля помогает хозяину избавляться от надоедливых мышей, грызущих бедное имущество ветерана, но чаще всего просто лежит рядом с ним, греясь о его бок и согревая его самого.

Павел Семёнович любит слушать виниловые пластинки, в которых, по его мнению, есть душа, любит ухаживать за цветами и животными. Любил он и спокойные неторопливые прогулки вечерами, пока из-за сильных болей в ногах гулять ему стало невозможно. Дядя Паша любит детей, ведь у него у самого есть младший брат Коля. Когда он только родился, маленький Паша был очень рад, потом, когда Коля немного подрос и выронил из окна его любимую машинку, эта радость подутихла. Но когда началась Великая Отечественная война, Паша больше всего боялся за своего младшего брата, который, несмотря на опасное положение в стране, продолжал ходить в школу. Сейчас выросший Павел Семёнович с теплотой вспоминает эти времена, а завтра он пойдёт на могилу Коли, который вместе с матерью погиб под обстрелом незадолго до окончания войны.

Но больше всего Павел Семёнович не любит войну, унёсшую жизни его друзей и чёрной полосой беспросветной скорби пересёкшую его собственную. Война – это то, о чём он предпочёл бы забыть, но, наблюдая за происходящим вокруг безнравствием, невольно обращается к мысли: «Неужели мы воевали за такое будущее? За что с нами так?»

Скоро Павлу Семёновичу исполнится целых девяносто пять лет, в углу его комнатки скребутся мыши, а Жуля, свернувшись клубочком у его обезображенных болезнью ног, мирно дремлет, не тревожась шума дождя за окном. В просиженном кресле сидит тот самый человек, который прошёл через четыре года земного Ада, чтобы спустя ещё семьдесят три года праздник Для Победы вызвал на его изрезанном морщинами лице тень улыбки.

Цифра 20 на календаре за месяц июнь 1941 года была жирно обведена чернилами, ведь именно в этот день, всего лишь через неделю, у Коли будет восьмой день рождения. Паша сидел за столом, читая учебник биологии, когда к нему подошла мама и, наклонившись, тепло улыбнулась:

– Уже решил, на кого будешь учиться после школы?

Будущий солдат, подняв голову, ответил уверенно и гордо:

– Да! Я буду ветеринаром.

Не просто так в Сибирь в своё время ссылали тех, кто попал под репрессии, но кому по каким-то причинам смягчили приговор, оставив жизнь или, что точнее, обрекая на медленную смерть от здешнего малоприятного климата. Даже в конце мая, за десять с небольшим дней до лета, енисейский воздух, пропитанный влагой и холодом, с удовольствием забивается в дыхательные пути, лезет под утепленную одежду и заставляет остервенело, совсем не по-весеннему, чихать. В такие моменты начинаешь искренне понимать тех, кому удалось (или нет) пережить «год без лета», 1816 год без солнца и урожая. Современная енисейская реальность не столь сурова, как в «тысяча восемьсот насмерть замёрзшем», но доставляет определённый дискомфорт, заставляя выбирать между резиновыми сапогами и зимними валенками.

В те непостоянные майские дни, когда неясно, чего ожидать завтра: солнце или проливной ливень, направляясь по дороге домой, я взглядом натолкнулась на небольшой клочок почти лысой земли, где, несмотря на календарный месяц, не было ни единой травинки. Там, ютясь и прижимаясь друг к дружке, выглядывали жёлтые, словно маленькие солнышки, головки одуванчиков. Маленькие яркие пятнышки на пустой промёрзшей от постоянной сибирской непогоды казались мне чем-то чуждым, инородным.

Я остановилась поглядеть на то, как дети весны крепко держались друг друга, несмотря на холодный ветер, и то дело замышляющий сорвать их и унести в грязь, оставшуюся после ночного дождя. Простояв так не менее десяти минут и крепко задумавшись о чём-то своём, я в конечном итоге в той же задумчивости возобновила путь до дома. Одуванчики остались нетронутыми.

Этой же ночью вновь был проливной дождь, а ближе к утру и вовсе выпал снег, хороня под белоснежной пеленой жухлую траву и только-только проклеивавшиеся почки деревьев. Снег сошел спустя пару дней, продержавшись удивительно долго для майского месяца. За это время он успел уничтожить все те признаки жизни, которые застряли под его покровом. Ещё пару дней было нестерпимо сыро: город буквально утонул в грязи из снега и дождевой воды.

А сегодня днём, я, возвращаясь домой из районной поликлиники, совершенно случайно натолкнулась на два желтых глаза-одуванчика, смотрящих на меня со стороны лысого газона. Лужи воды и грязи окружали их, сомкнувшись возле, но не тронув маленький островок, на котором располагалось чудо природы, маленький кусочек запоздалой весны. И тогда я, отвлёкшись от прочих мыслей, подумала с отчётливой и простодушной теплотой:

«Всё-таки выжили».

Лето промчалось мимолётным мгновением, но вот настала осень, о чём помимо календаря свидетельствовала погода за окном, более не располагающая к прогулкам в одном только лишь лёгком хлопковом сарафане. Этим утром трава, местами начавшая желтеть ещё в конце августа, покрылась тонким слоем изморози, а небо, чисто-голубое летом, заслонили хмурые дождевые тучи, расползшиеся по всему горизонту: от тёмных, почти чёрных силуэтов деревьев вдалеке до крыши дома, из окна которого мне довелось наблюдать сезонную смену погоды. Это был сентябрь, такой холодный и промозглый, какого ещё не было на моей памяти.

Но, несмотря на погоду, светлело на улице по-прежнему рано, как летом. К моменту моего пробуждения и сбора на учёбу улицы уже были залиты светом, тусклым и как будто слегла сероватым. Мой стандартный маршрут сбора проходил через ванную комнату, затем обратно в комнату, лишь затем на крошечную кухню, заставленную посудой и остатками вчерашнего ужина на двоих. Вчера я оставила форточку приоткрытой, чтобы обновить воздух в нашей съёмной с подругой квартире. Пока вскипал электрический чайник, я стала засыпать чай в заварничек, ютящийся на тумбе. Прежде, ещё пару месяцев назад, во время относительно тёплое, летнее, мне доводилось каждый день вести с комарами яростную борьбу за наше жильё. В открытую на вечер форточку их налетало по десять-пятнадцать особей, но настоящую активность они проявляли ночью, не давая ни мне, ни Насте, соседке, спать. Заваривая чай осенью, я никак не ожидала, что встречу одного из них здесь, прямо над моей головой. Худенький комар был первым из своего вида, которого я встретила за эти недели, особенно холодные или даже морозные.