Сергей Смирнов - Трещина

А может, заберут служить за границу, в Германию или Венгрию, слышал сейчас идет большой набор в Афганистан. Там можно отовариться пластинками и джинсами по дешевке, и мир посмотреть. Говорят, и дедовщины в армии сейчас нет. С другой стороны, терять два года просто так тоже не хотелось. Имея много знакомых, отслуживших в армии, он видел трансформацию в психике людей «до» и «после». Многие говорят «возмужал» после армии. Но после армии, люди словно выгорали изнутри, все были похожи друг на друга, все действия как будто роботизированные, по шаблону. Вернулся, женился, пошел на работу, купил польскую стенку, наплодил детей, стал инвалидом по болезни, посидел несколько лет на лавочке у подъезда, и все, ку-ку. В общем, работа – дом, работа-кладбище. Это пугало. Что там с ними произошло? И, все-таки, Стас решился пойти в армию, срочно сдав сессию, благо время до срока явки по повестке еще было.

Станиславу Романовичу Смидовичу на вид было лет двадцать, высокого роста, спортивного телосложения, приятной наружности. Особых внешних примет не имелось, и он ничем не отличался от тысяч сверстников. По характеру спокоен, общителен, хладнокровен, практически сангвиник, с хорошо подвешенным языком, и большим кругозором. В любой компании всегда легко находил язык с разными собеседниками, и мог разговаривать на любые темы, пересыпая фразы цитатами из книг и латинскими поговорками. Не любил создавать конфликтные ситуации, был сторонником мирных решений. В последнее время, сильно избалован вниманием девушек, поэтому всячески старался уйти от серьезных отношений с ними. Был он в меру ленив, любил выпить, послушать хорошую музыку. В детстве учился в музыкальной школе по классу фортепиано, но не закончил ее, переметнувшись в спортивные секции. Занимался спортивным ориентированием, самбо, большим теннисом. Учась в школе, играл в нескольких музыкальных коллективах, выступал на городских соревнованиях по самбо. Без посторонней помощи и репетиторов поступил в медицинский институт. Живя с родителями, и пользуясь всеми радостями «бесплатной» жизни, на хорошую одежду, развлечения и рестораны зарабатывал сам. Раньше это была только спекуляция «фарцовка», торговал всем; значками с фото популярных западных музыкантов, жевательной резинкой, джинсами, мохеровыми шарфами, исландскими свитерами, монгольскими дубленками. На заработанные деньги купил швейную машинку с оверлоком. Скопировав выкройки, начал шить «самопал». Брюки, джинсы, кожаные сумки. В общем, все то, чего не было в советских магазинах. И что можно, красиво запаковав в целлофан, впарить на вещевом рынке, вместе с фирменными вещами. В последнее время это стало опасно, многих знакомых спекулянтов посадили, а за один только доказанный факт, отчисляли из института. Но приторговывать фирменными вещами для студентов, в небольших количествах было возможно. Естественно объемы этой деятельности сократились в разы, приходилось подрабатывать ночным сторожем, в детсадах, магазинах, и даже бассейнах. Это конечно не очень удобно, раз в три дня спать не дома, а на стульях, кушетках и столах без простыней и одеяла. Зато пришел к 23.00 пост принял, поспал, в 7.00 пост сдал и пошел досыпать на лекциях. Но главное, зарплата в 80—90 рублей позволяла относительно безбедно существовать. В последнее время, учась в институте, увлекся стройотрядовским движением, на летних каникулах, строили сельхоз объекты, а осенью ездили с агитбригадами. И это было лучше, чем перебирать мерзлую картошку на поле. Учеба давалась легко, и можно было бы получать и повышенную стипендию, если бы не огромное количество пропусков занятий. А отработка пропущенного, занимала много драгоценного времени. Хвостов по учебе не было, и то ладно. Диплом и так получит, рассуждал он, а после окончания ВУЗа Стас не планировал долго засиживаться простым доктором, его влекла карьера крупного организатора здравоохранения.

Весь ужас своего положения Стас понял, когда работник военкомата забрал у него паспорт и другие документы. Старший лейтенант после этого сразу изменился, никаких «вы», а сразу на «ты», в глазах холод, в голосе командные ноты.

– Если нужно в уборную, вон толчок, – сказал он, указывая на желто-зеленый покосившийся домик, – не вздумай употреблять спиртное, сиди и жди перекличку. Дважды повторять не будут, не заберут сегодня, ночевать будешь на плацу. Шагом марш. Стас ответил:

– Понял, спасибо, – и побрел осмотреться.

Стояла поздняя весна, середина мая, а на улице было очень холодно. Апрель, побаловав теплом, запустил бурный рост растений, все зацвело, зазеленело. Но в мае холодный арктический фронт накрыл область снегопадами и заморозками. Люди, не зная, что одеть, делали выбор в пользу зимней одежды. Но сегодня выглянуло яркое солнце, и, припекая как летом, заставило щуриться и расстегивать верхнюю одежду.

Сборный пункт, это заасфальтированный участок земли с двухэтажным домом – конторой, куда входили и выходили военные, неся кипы документов, и уличный туалет. В стороне из земли торчала водяная колонка. Окружен он был кованным металлическим забором, высотой метра два, увенчанным погнутыми пиками, и въездными воротами, возле которых стояли солдаты с повязками дежурного по КПП. Позади забора местами росли раскидистые деревья, создавая тень молодой листвой. На плацу на вещмешках и чемоданах сидели и лежали призывники, некоторые расположились в тени деревьев, где-то бренчала расстроенная гитара. Только сейчас Стас обратил внимание на людей, стоявших за забором. Наверное, родители новобранцев, подумал он. Изредка оттуда кто-то выкрикивал фамилии и названия населенных пунктов и деревень, им отвечали и подходили к ограде. Слышались негромкие, в основном женские голоса, иногда кто-то всхлипывал.

– Как на войну провожают, – подумал Стас. Окинув взглядом призывников, желая найти собеседника, он не смог ни за кого зацепиться взором, это была не его аудитория. В основном это были жители деревень, почти все были одеты в старые фуфайки и телогрейки, из прорех которых торчала вата, да в старомодные потертые пальто и овчинные, засаленные полушубки. На ногах были разного рода кирзовые и резиновые сапоги, грубые ботинки и ботиночки «прощай молодость» из войлока с замочком по центру. В общем, все то, что можно было без жалости, потом выбросить. Некоторые были уже пострижены наголо. Почти все что-то жевали, доставая из вещмешков, каждый себе, домашние заготовки, кто сало, кто печенье. Запивали молоком, налитым в водочные бутылки и заткнутые свернутой газетой, сырой водой, налитой из колонки, а кто-то с осторожностью, и выпивал. В нескольких местах играли в карты на «щелбаны», радостно отщелкивая, по лбу друг друга, костяшками пальцев.

Читать дальше