Виктор Минаков - Как себя чувствуешь, бабушка? Рассказы, миниатюры

Видя, как ребята лихо щелкают картами и мусолят пальцы, я думал: «Если эта болезнь способна возвращаться, ребятам отсюда не выбраться и во век!.. А розовощекий Володя обязательно пожелтеет».

Время будто остановилось. Ребята убивали его игрой в карты. Больше делать там нечего: радио нет, телевизора нет. У ребят все же – занятие. А я?.. Я посмотрел на кровать, которую отвели мне, на ней, точно, уже кто-то валялся, наверно, один из ребят. Рядом с кроватью – тумбочка, на ней и внутри – старые газеты, корки хлеба и тараканы. Здоровенные, как созревшие желуди. Смотрю на все это и думаю: «Наверняка здесь кучи бацилл копошатся!» Боюсь браться за ручки дверей, за краны, кровать, тумбочку. Нам через амбразуру в стене подали ужин, я не мог его есть, не дотронулся даже.

Ночь была кошмарной. Лечь я боялся – черт ее знает, какая это постель?! Ну, поменяли, думаю, они простыню, наволочку… Матрас – тот же, на нем до меня десятки лежали, если не сотни. Не все же они, наверно, такие, как я – недотепы!.. Как я проклинал тогда свою доверчивость и наивность!

Чуть стало светать, я опять начал высаживать дверь. Стучал, покуда не появился врач – до него дошло, кажется. Перевели сначала в коридор, потом в другую палату, сказали, что «чистая».

Три дня я в ней был в одиночестве. Никакой «желтухи» у меня не оказалось, конечно, однако целых два месяца – весь инкубационный период, я всматривался в зеркало со страхом… Но повезло – тогда выкрутился…

Зашел потом к своему терапевту, специально зашел, рассказать, как все обернулось. Она краснеет, лепечет только: «А нам говорили, а нас так учили…». Она институт недавно закончила, и знает только – как должно быть, а – как есть, еще не освоила… Ну, скажите, как ее не бояться такую?..

– Впрочем, старые врачи тоже не лучше, – подумал и заключил Семин. – У тех заботы перебивают ответственность. Семья, дети. Тебя выслушивает, а у самой в голове… Рассеянность может быть хуже незнания.

И он рассказал нам про то, как ему вырезали шишку при местном обезболивании, не проверив реакцию его организма на новокаин.

– Вырубился моментально! Потом чувствую, как меня по щекам хлопают, и голос издалека-далека: «Отходит, кажется, губы начали розоветь». Глаза открыл, а вокруг – вся больница. В вене – игла: капельницей из шока выводят! Чем не покушение на жизнь?..

– Шишку-то вырезали? – спросил практичный снабженец.

– Вырезали. Хирург, та свое дело сделала. Она ж не за анастезию отвечает, а только за шишку. Резала, пока надо мной другие возились. И заштопать успела, и сама вымыться. У нее задача – шишку отрезать, хоть с трупа!

После колхоза мы дружно наверстывали упущенное по работе и думали над загадкой: считать ли за мудрость начальства то, что оно сделало с нами – остановило на месяц работу, а план оставило прежним. Когда стало понятным, что мудростью здесь и не пахнет, что план нам не вытянуть, энтузиазм заметно упал. А тут прошел слух, что у Семина опять что-то стряслось. На этот раз что-то с зубами. Он ходил хмурый и раздраженный, несколько раз отпрашивался с работы и возвращался еще мрачнее. «Опять попал в переплет!» – сообщил Петин, и мы, четверо из тех, что были вместе в колхозе, затащили Семина в пустовавший кабинет секретаря партийной организации и прямо спросили, что с ним сейчас происходит?

– Зубы, – ответил он удрученно. – Знаете, как болят зубы?.. Пошел к врачу – а что делать?! – усмехнулся он грустно. – Говорит – удалять надо. Я согласен, давай, говорю, удаляй. Скорее только – совсем мочи нет. Врач – парень здоровый. Думаю: враз вытащит, только бы челюсть не вывернул. Он сразу за шприц. И вот, когда он крутанул иглой перед носом, я вспомнил! Схватил его за руку, спрашиваю:

– В шприце у вас что?!

– Как это что? Обыкновенное. Новокаин…

Меня аж в пот бросило.

– Нельзя мне его, – говорю.– Новокаин мне нельзя.

А он смеется: что, дескать, уколов боитесь?

Я ему рассказал про тот случай с шишкой. Смотрю – он теперь сам испугался. Пытается закурить прямо тут, в кабинете. Зажигалкой щелкает, а руки дрожат. Хорошо, что сказал, говорит, здесь бы тебя не вытащили, как там, – нет условий, так бы и ушел в кресле. Успокоился чуть и спрашивает:

– Ну, что делать-то будем? Чего вы переносите?

– Не знаю, – говорю. – Новокаин нельзя, это точно. А что можно – не знаю.

– Тогда вставайте.

Пошли мы с ним назад, к двери. Там у них что-то в виде приемной. Написал он на бланке чего-то и говорит:

– Вот направление к аллергологу в областную больницу. Вас там обследуют, и вы будете официально знать, что вам можно вводить, а что не показано.

Нужно обследование! А у меня голова от боли раскалывается!

– Долго это? – спрашиваю. – Сегодня сделают?

– Должны… Мы работаем до половины восьмого, можно и с удалением зуба успеть.

Мне еще тогда, после той операции с шишкой, сказали, что врач обязан спросить, какие я лекарства не переношу. А этот сразу – колоть! Забыл, наверно… Кроме этой забывчивости, у него обнаружилась и некомпетентность.

– Городских мы не принимаем, – сказали, как только показал я в регистратуре его направление. – Обращайтесь в городскую поликлинику.

А она в другом конце города! Я стал просить, унижаться – ни в какую! Стоит там девчонка сопливая – городских не берем, и все тут!

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.