Яна Гецеу - Я, Дикая Дика. Роман. Часть I

Со дна океана очень хочется остаться дома. Но я, как всегда это и бывает, проснулась в 6.30, хотя заснула в районе пяти. С тупым упорством выпихнула всех к чёрту, неосмысленно поглядела на свою облондиненную голову в зеркало, кое-как сообразила, что перекрасилась посредством Ленки. Собралась, накрасилась, и отчего-то, плохо отдавая себе отчет в том, что делаю, отправилась… в универ! На первую пару. Прикиньте, да? Причём в белой кофточке на замочках, джинсах со стразами-бабочками, и ультра-модных ботинках с носами загнутыми до идиотизма. А морда такая опухшая, глаза лихорадочные и на всём челе печать глубочайшего стремления к свету знаний! Можно было сделать маску для снятия опухлостей – да пошла она нах.

Но, отсидев полторы пары, прямо посреди общей психологии, молча встала и вышла, совершенно невозмутимо продефилировав мимо едва сдерживаемого изумления Елены Сергеевны, сухой мадам, известной своей строгостью.

Уже заходя в книжный, через дорогу, мне явилась наконец первая за утро мысль: «Нет, я нисколько не собиралась нарываться на праведный гнев Е.С., этой твари, переклинившейся на собственном величии – как же, она же психолог, и всех видит с потрохами! Но все подумают, что это – чудный эпатаж, по-типу да-а, мы на такое не способны! Но я-то совершенно не думала ни о чем, а просто словно за нитки дернули, встала и пошла! Видимо, если твой мозг отключен, и не управляет телом – это берёт на себя кто-то другой, у кого в руках эти нити… может, ты сам? Ведь Бог – это Я!» Мысль сия так понравилась мне, что захотелось сразу ее записать, ведь для того с собой всегда дневник таскаю. Но… лень. Как-нибудь потом. Я, конечно, не вспомню, но хочется надеяться.

Купила «Голос нашей тени» Дж. Кэрролла. Долго выбирала, вчитывалась, морщилась – нет, всё не то. Потом схватила эту с полки «Современная классика». Меня привлекла фраза типа: «Хоронили его на (таком-то) кладбище, он заметил его (тогда-то) и решил, что хочет лежать здесь». Как ни странно для меня, решающим фактором оказалась цена – пятьдесят пять рублей. Хотелось Олди за сто двадцать, новенькое, нечитанное. Олди я люблю – их можно читать долго, много… Но если сейчас взять, тогда нифига не останется, а мало ли чего ещё захочется! Карточки не обслуживают в этом магазине. Отказывать себе не всегда приятно, но… Завтра же забегу сюда!

Прошаталась я часа два. Делать было нехрена, и я решила вернуться в универ. Е. С. решительно осталась с нами ещё на одну пару, и я вошла тихо и просто, села на своё место напротив нее, открыла мятый конспект и уставилась на преподшу со всеми вниманием и прилежанием. Стопудняк, она подумала, что это собачья наглость с моей стороны – но я совершенно искренне – «клянусь вам»! – заинтересовалась лекцией! У меня вообще все мудачества от души (ну, вы заметили!) Е.С. слегка покоробило, но держалась она молодцом. Всё верно, студенты имеют право покинуть неинтересное занятие. Другой вопрос – экзамен… Но это тоже чушь, чё же я, психологию что ль не сдам? Да пара ночей. На перемене, конечно, начнется: «Ива, ну, ты и дура! Она же тебя так отымеет на экзамене! Ты чё, это же монстр!» Но и это в корне неверно, никто меня не отымеет, потому что если у Е.С. будут плохие результаты в экзаменационном листе, то её деканат так саму выдерет! Она же опытный препод, проглотит наглость богатой соплячки! Насчет «я не нарочно», конечно, бесполезно. Да и неважно. И я пошла обедать. Подумав, выпила рюмку коньяку.

Блин, нафиг надо было, деньги-то последние на сегодня. Осталось сорок три рубля… Не дают родители мне наличные, надо – иди и сама снимай. Но в общем, жить можно. Банкомат где-то здесь был. Да и домой пора. По идее…

И я пошла к Ветру на работу. Он сидел на ящике и жрал солёную рыбу. Придурок, – подумала я в который раз. – Не тупой ведь, и не мямля, шёл бы учиться, работал нормально! Но как же – физический труд сделал из обезьяны человека! Урод! Хотя, я знаю, что учиться ему будет трудно: во-первых, конечно деньги – он сирота и содержит себя сам. Потом ещё не следует забывать, что он – псих, и с его «особым мышлением» (и штампом дурдома в карточке) состыковаться с внешним миром непросто. Он замкнутый очень, любимый мой Ветер, уж я знаю! Поверьте, его-то «мир не понимает»! Скорее наоборот, конечно, но не суть важно. Блин, но ведь так вот всю жизнь на ящике не просидишь! Надо же как-то… Эх, да что там, он же не собирается долго жить – «еще лет пять – семь, и ладно!» Дурак. Ест селедку без хлеба, смотрит на меня странными глазами, не отрываясь и молчит. А я люблю его! Ууу!!!

– Отлично выглядишь! – коротко бросает, доев и сполоснув рот какой-то гадостью, смачно схаркивает на пол. Мне противно – жуть! И я молча стою где стояла. А он подходит ко мне, и пристально щупает самое дно души прозрачным взглядом:

– Что с тобой, малыш? Ты страдаешь!

Дыхание перехватывает, я немею – за что?! Отворачиваюсь, да как ты смеешь?

– Чего бы вдруг? Всё нормально, – не глядя на него, не могу! Слезы срочно затолкать обратно!

– Вот, в универе сегодня была!

Чтобы отвлечься достаю «Vogue» – я их не больно люблю, но ведь надо играть в тупую игру под названием «Привычки богатых девочек». Я вам потом подробнее об этом расскажу. А может и нет. Сейчас мне с ним потрахаться надо. А то завтра менстра, и сегодня спазмы и потому очень хочется. Сделала пару затяжек, он уже понял, зачем пришла, и закрыл дверь своей сраной бытовки на щеколду. Я усмехаюсь, успокаиваясь вдруг, и сбрасываю все личины. В такие минуты я не прячусь. Хочу, чтобы Ветер получал именно меня, а не одну из тех, кого я изображаю. Не стерву, не панкушку, не богатую девочку, не ленивую студентку, не истеричку и не дурочку – а меня. Дикую Дику, Ивану Вишневецкую. Я быстро стягиваю джинсы вместе с трусиками, и встав на колени на его странно чистой лежанке беру в рот, стремясь скорее дать ему кончить, чтобы во второй раз он работал дольше. Подняв глаза с удовольствием замечаю, как он кривится в сладкой муке, запрокидывая голову. Его пальцы путаются у меня в волосах. Сводит челюсти – у него весьма несредненький! Попробуй-ка помести такой во рту полностью! Я мучаю его языком быстрее и быстрее, и через пять минут горячая сперма стекает в горло. Поспешно сглатываю, чтобы не захлебнуться. Он вздыхает свободнее и молча (как иногда достает эта тишина!) присоединяется ко мне на лежанке. Вместе мы снова уговариваем его «друга» ещё поработать. Редкое надо сказать, качество – быстро встаёт, трудно успокаивается! Но я больше не могу терпеть, мне очень больно! Вырываюсь, и встаю на четвереньки.

– Трахни меня, Ветер, пожалуйста! Трахни, я хочу, я не могу больше!

Я шла под дождём и думала – ну вот нахрена, скажите мне, нахрена человеку в двадцать один год, работающему не то каким-то учётчиком, не то что-то в этом дурацком роде такие длинные, острые ногти? Оцарапал меня опять! Я спрашивала об этом, заглядывая в глаза каждому второму встречному, потому что каждому первому в глаза заглянуть не успеешь. Но прохожие не знали. И собаки – не знали. Дождь холодный, кофта из белой, наверное, десять раз в серо-буро-козявчатую превратилась. Ну почему вот я куртку не надела, а?! Кожа замёрзла страшно. Между ног какой-то долбучий дискомфорт, как будто Tampax из стекловаты запихала. Этот шиз драный, видимо, заразил меня чем-нибудь, мало ли с кем ещё трётся? От этих мыслей я разревелась – не хочу, не хочу делить его с кем-то!! Даже с Гдетыгдеты, особенно с ней! Тех, других, я хотя бы не знаю на рожу, и они для меня вроде невыразительных теней. Однакож, сумевших инкогнито мне передать привет неприятностями между ног. Толстые, жирные, как напившийся комар, капли противно влепляются в лицо, и прямо по болезненно набухшим от ПМС соскам. Раздражает СТРАШНО! «Прекратите издеваться, уберите же щипцы!» 3 3 Текст Алексея Фишева – отмахиваюсь от них, но они такие назойливые и тупые – ни черта не объяснишь, в упор не понимают! Внешний мир весь пытается влезть в меня не только с воздухом, но и этой мерзкой, долбучей водой! И если от первого избавиться ну никак – в детстве поставила тыщу экспериментов по прекращению дыхания, что, понятно, закончилось крахом, задыхаешься и всё тут! К Богу в гости было рано, и я успокоилась на том, что ещё найду способ не дышать и оставаться сколько положено в ненавистном мире! – то от второго внешнего насилия мира, дождя, с его погаными сперматозоидами – дождинами, ввинчивающимися в меня сквозь непомерно растягиваемые поры кожи я могу, и избавлюсь непременно! Для чего поспешно влетаю в первую попавшуюся стеклянную дверь. Тупо замираю на мгновение, ослеплённая злостным светом – я попала в дорогой бутик. Понятие «цена» не имеет совершенно никакого значения для детеныша туго набитых баблом бизнесменов. И я решаю – ну, раз заперлась, значит, пора снова включать Пэрис Хилтон. С собой – несколько десяток, мятых, намокших в кармане джинсов. Зато есть пластиковая карта. Две крашеные дуры с плоскими масками подваливают ко мне. Я их интеллигентно посылаю очень далеко отсюда, и закапываюсь в кучу всякой бесцветной дряни – «это так модно в сезоне!» – ЭТО – да, это всегда модно! Тем более, в ТАКОМ сезоне. Когда дождь меня грязно изнасиловал, а Ветер – просто поимел. А сезончик ещё тот! Ни лица у него, ни выражения. Как заведённый труп – дождь, мерзавцы толпами. И я – в изгаженной бывшей белой кофте. И стразы отваливаются – «берите, девушка, это Ли Купер. Стразы долго проживут, ни одна не упадёт!» Как гадко липнет к телу мокрая ткань, она тоже хочет кожу с меня снять, сука! И в чёртовом раздражении сдираю ненавистную вещь, швыряю её продавалке прямо в руки. Надо же, поймала!