Константин Семёнов - ПГТ. Роман о людях

– С тобой невозможно говорить серьезно, – кричала она, когда ей хотелось устроить сцену, а не получалось. Не получалось, потому что я вышучивал любую попытку эмоционально накалить наш быт.

– Это же хорошо, – отвечал я. – Разве тебе хочется жить с хмырем?

– Лучше с хмырем, чем с шутом, – парировала жена и уходила плакать.

Примерно через час я дежурно извинялся. Не потому, что считал себя виноватым. И не потому, что меня как-то трогали ее слезы, их я считал пустой водой и здоровой психологической разрядкой. Извинялся, так как где-то прочитал, что просить прощения должен более умный. А умным я быть люблю.

Света, несмотря на «дежурность», извинения принимала. Пребывать в состоянии конфликта она не умела. Это, по ее словам, «лишало ее жизненных сил». «Через постель», кстати, мы никогда не мирились. Не принято было как-то.

Но, в целом, мне казалась, Света довольна супружеством. Нас двоих я худо-бедно обеспечивал, что позволяло ей работать спорадически и в свое удовольствие. На сторону открыто не ходил. Телефон с смсками фривольного содержания повсюду не разбрасывал. С тестем и тещей был почтителен, благо жили вместе мы недолго и не успели в достаточной степени пропитаться взаимной ненавистью. А что еще нужно женщине, правильно? Кто сказал «душевное тепло»? Тут уж извините. Это какой-то идеализм. Жизнь, она и сложнее, и грубее одновременно. И тепла в ней немного. Самому бы не замерзнуть.

Детей у нас не было долго. По разным причинам. Сначала хотели «нагуляться», потом не получалось. Шатались по врачам, грохнули уйму денег. Желание завести ребенка превратилось у Светы в своего рода навязчивую идею. Ни говорить, ни думать на другие темы в тот период нашей жизни она не могла. Меня тошнило от вида таблеток на прикроватной тумбочке, измерения ректальной температуры, любви по часам и прочих прелестей современного «планирования семьи». Тогда я впервые поймал себя на мысли о том, что одинокая жизнь для человека такого склада, как я, подходит значительно больше семейной.

А потом вдруг родился Кирилл. Зачат он был вне всякой медицинской логики, в «неправильный», по Светиным подсчетам, период, во время поездки к друзьям на дачу. Мы тогда слегка перебрали с алкоголем, ударились в романтизм, что бывало с нами крайне редко, и вступили в связь вне графика, предписанного докторами. И вот на тебе – Кирилл. Чудны дела Твои, кто бы Ты ни был.

Несмотря на закоснелые общественные стереотипы, я всегда хотел дочку. Девочка, она же к отцу тянется, его любит, холит и лелеет. А мальчик использует папу лишь как автомат для выдачи игрушек, механизм для участия в играх и универсальный справочник при подготовке домашнего задания. Так мне казалось. Поэтому радость моя по рождению мальчика была умеренной, хотя и искренней. Да и она длилась недолго.

Бессонные ночи, Светина раздражительная усталость и усугубившаяся хаотичность бытия привели к появлению в моей жизни Оксаны. Тут все по классике. Стажировка в нашем архиве очаровательной, но неопытной выпускницы универа. Мудрое и чуткое руководство в моем лице. Робкие полувзгляды. «Отрыв и падение». Роковую роль сыграло наличие у Оксаны однокомнатной квартиры и отсутствие в вышеозначенной квартире каких-бы то ни было соглядатаев, кроме сибирского кота по кличке Аристотель.

Давайте отдадим мне должное. В отношениях с Оксаной я никогда не тешился иллюзиями о неземной любви. И ее не тешил. Бл… ство, оно бл… ство и есть, как красиво его не назови. Бегство от проблем. Бегство от себя. От жизни. Но что поделаешь, мы лишь слабые люди, нам простительно. Во всяком случае, я себя извинял достаточно легко.

Оксане тоже, хвала Перуну, не требовался я целиком. Ей нужны были лишь мой зрелый сексуальный опыт, да гарантированное место в нашем богоугодном учреждении. То и другое она получила, а потом мягко свела наши отношения на нет. На работе даже сплетни не успели распространиться, что редкость при служебных романах.

Как ни странно, я вздохнул с облегчением. Тянуть на себе молодую семью и молодую любовницу оказалось очень обременительно.

Кирилл подрастал, и неожиданно я обнаружил, что не так уж это плохо – быть отцом. На свете, как выяснилось, есть человек, который всегда рад моему появлению, вне зависимости от моего душевного и физического состояния. Человек, который нуждается во мне. С которым, за игрушками, книжками и мультиками, я могу вернуться в забытое детство.

А жена моя изменилось, и сильно. Создавалось ощущение, что, с рождением сына, она обрела уверенность в себе и вообще утвердилась в этом мире. Во всемирной паутине есть такой термин: «яжемать». Применяют его обычно к теткам, готовым оправдывать собственный эгоизм и глупость наличием у них малолетнего ребенка. Нечто подобное я начал замечать и в Светлане. Женщиной она была неглупой, но противостоять пропагандируемому со всех сторон лозунгу «дети – главное в жизни» не нашла в себе сил. Следуя материнскому инстинкту, так, как она его понимала, Света резко увеличила требовательность к окружающим. Окружающими в большинстве случаев оказывался я.

Начались истерики. Почему, мол, мало зарабатываю. И почему, мол, мало времени провожу дома. Сложить два плюс два и понять, что больше зарабатывать и сидеть дома одновременно мужику невозможно, она не могла. Или не хотела. Это же так удобно: всегда иметь повод для скандала. Либо один, либо другой. Либо третий.

Третьим поводом стала ревность. Ревность необоснованная, потому как Оксаны к тому времени уже не было, а редкие и мимолетные мои интрижки не оставляли следов ни в моей душе, ни на теле, ни в телефоне. Именно тогда я получил по голове Большой Советской Энциклопедией. Хорошо не сразу всей, а только вторым томом. Иначе мог бы поучаствовать в конкурсе «Человек, которого убила книга». Посмертно.

Поводом стал звонок коллеги из другого города. Я был в ванной, и Света взяла трубку. Услышав женский голос, жена моя мгновенно утратила разум, и, наговорив звонившей даме кучу гадостей, нажала отбой. Потом из ванной появился я и был встречен упомянутой Энциклопедией.

Ангелина Павловна Федина, принявшая на себя удар Светиной оскорбленной добродетели, жила в городе Саратове и была шестидесяти шести лет отроду. Да, голос у нее был журчащим и молодым. Да, в телефонной книге она значилась у меня, как «Ангелина». Ну, и что с того? Разве взрослый разумный мужик будет записывать любовницу под именем «Ангелина»? Это же какая-то немыслимая глупость. «Юра Сантехник» – вот удел всех любовниц в телефонной книге. Но с логикой Светлана не дружила давно.

Он не успокоилась, даже когда я предложил позвонить любому из моих со-архивцев и по громкой связи спросить, кто такая «Ангелина». Не успокоилась, даже когда я показал страничку в интернете, посвященную Ангелине Павловне, ученому с мировым именем. Даже когда я просто извинился, непонятно, правда, за что.