Мелонава - наша боль, наша связь, наш смысл

Спустя какое-то время, разбирая вещи после переезда, я наткнулся на рисунок сестры. В моей голове вновь прокрутились её слова. И я понял, что она не сможет сдержать обещание. Люди так и не увидят её картины. Почему-то в тот момент я подумал, что я должен исполнить её мечту. Я должен стать таким художником, каким хотела стать моя сестра. Возможно, это сделало бы её счастливее, возможно, это сделало бы счастливее нас всех. Тогда я так думал. Как я ошибался.

Сейчас, свернувшись калачиком на кровати, я думал только о том, каким же глупым, жалким эгоистом я был. Кого сделать счастливее? Разве это возможно? Неужели я так просто пытался забыть, что я натворил? Как я вообще мог допустить мысль о том, что я имею право рисовать? Имею право исполнять её мечты, которые она исполнить не может.

Отец открыл мне глаза. Он сказал то, что я так долго скрывал от себя. Конечно же, это моя вина. И теперь у меня больше нет сомнений.

– Почему я не исчез вместе с ними?

– Артур?

Я поднял голову. В дверях стоял он.

– Отец…

Он смотрел на меня беспокойно. Постояв немного в дверях, он решил подойти ближе. Я быстро приподнялся. Он сел на край кровати. Я заметил что-то у него за спиной.

– Артур, прости меня, – сказал он, даже не подняв глаза.

– За что ты извиняешься?

– Я, – он замялся, – я не хотел этого говорить.

– Говорить что? – я не знаю почему, но мне захотелось сделать вид, что того разговора не было. Но прямо сейчас отец рушил все мои планы. Ты этого не говорил, нет, пожалуйста.

– Мне жаль, Артур. Я прекрасно понимаю, что тебе тоже тяжело.

Тоже тяжело. Вот как ты это называешь.

– Всё в порядке, ты был прав.

– Артур, нет.

– Я в порядке, правда.

Отец посмотрел вокруг. Да, по состоянию моей комнаты точно нельзя было сказать, что я «в порядке». Он остановил взгляд на рисунке сестры. Тот был разорван на три куска. Отец опустился на колени и поднял их. Сейчас он выглядел, как ребёнок, который разбил любимую игрушку. Только он не был ребёнком, а разбитой игрушкой был я.

– Ты порвал его, – тихо произнёс отец.

– Так получилось. Я слишком поздно осознал это.

– Артур, прости меня.

– Я же сказал, я в порядке.

Отец встал и пошёл к выходу. Я сидел на кровати, опустив глаза, не зная, что сказать. Он повернулся ко мне.

– Прости, сынок, – отец вышел из комнаты.

Я всё понял. Он пришёл не для того, чтобы опровергнуть свои слова. Он не сказал: «я был неправ» или «это не твоя вина». Он сказал, что не хотел этого говорить. Он просто сказал, что ему жаль, жаль, что он не смог сдержать эти слова в себе, что они вырвались наружу в тот момент, когда я довёл его. Я не смел злиться, не смел винить его. Я не уверен, хотел ли я услышать «ты не виноват». Я перевёл взгляд на край кровати. Там я заметил книжку. Ту самую книжку о рисовании, которая принадлежала моей сестре. Отец всё-таки принес её мне. Я взволнованно взял её в руки. На самом деле, я уже много раз пожалел о том, что вообще вспомнил об этой чёртовой книге. Зачем она нужна мне? Всё, что нужно, я узнаю в художественной школе, а эта книга просто наполнена различными картинками.

Я стал листать её. Ничего особенного, просто небольшие уроки, как рисовать мелкие детали, как рисовать глаза, цветы, кошек, еду. Всё это я уже знал. Но я всё равно пришёл за этой книгой, и сейчас она в моих руках, а я совсем не чувствую удовлетворения.

– Глупость какая.

Я захотел положить книгу на стол, поэтому встал с кровати. В этот момент из книги что-то выпало. Это был альбомный лист, на котором были нарисованы сестра и я. Внизу я увидел подпись:

Лучшему брату на свете на его тринадцатилетие!

Всё как в тумане. Воспоминания и сейчас время от времени возвращаются ко мне, но я вряд-ли когда-нибудь смогу полностью вспомнить события той ночи. Я в первый раз решил спрятаться. Спрятаться от всего, что окружает меня. Спрятаться от боли, что разрывает меня, от этой вины. Я взял ножницы со стола и побежал на крышу. На улице шёл дождь. Отчаяние, страх, слёзы, капли дождя – всё перемешалось в один тяжелейший поток страдания. Я поднял ножницы и резко провёл по своей руке. Кровь полилась мгновенно. Капли дождя смывали её, а через секунду появлялась новая. Я не чувствовал боли физической, потому что в этот момент меня разрывало изнутри. Я не мог понять, что происходит со мной. Я хотел умереть, хотел исчезнуть, хотел забыть всё, избавиться от этого груза. Забыть…

Я не могу забыть.

Я не могу забыть то, что я сделал. Я совершил слишком большой проступок для того, чтобы так просто избавиться от всех терзаний. Я не имею никакого права забывать то, что я совершил. Я посмотрел на свою рану. Кровь продолжала литься, и я почувствовал дикий страх. Я быстро отрезал рукав от рубашки и туго завязал руку. Скорее всего порез был неглубоким, потому что кровь остановилась достаточно быстро.

Верно. Я проживу эту жизнь. Я проживу её, борясь с кошмарами, падая от напряжения, страдая от внутренних терзаний. Я проживу всю жизнь с этим чувством вины. Я никогда не смогу расплатиться за свои грехи, но так я хотя бы буду помнить, что я виновен. Жизнь станет моим наказанием. Я накажу сам себя.

Дождь прекратился. Я обессилено упал на колени.

– Какой странный сон

Я устало потянулся на кровати и посмотрел на часы. Семь утра. Для меня это довольно поздно. Обычно я просыпаюсь до того, как встанет солнце. А просыпаюсь я от кошмаров. Мне постоянно снится тот дом, дым, красный огонь, обжигающий тело.

Но сегодня мне снился другой сон. Фрагмент из прошлого, тот день, когда я чуть было не покончил с собой. Если бы я это сделал, то не было бы никаких кошмаров, никаких переживаний, не было бы ничего. Но что-то удержало меня. Собственное раскаяние и, возможно, отец… Я не смог. Не смог оставить его одного. Мой отец был сильным человеком. В детстве я всегда восхищался им, восхищался его профессией, он залечивал душевные раны, которые могут травмировать сильнее, чем физическая боль. Но теперь я не верю в это. Будучи психологом, он не смог помочь ни себе, ни мне. Или не хотел помогать.

Я знаю, что он ненавидит меня. Каждый раз, встречаясь с ним взглядом, я читаю ненависть. Я давно стараюсь не смотреть людям в глаза. Но когда мы разговариваем, что бывает нечасто, я не могу отвернуться. Возможно, я специально выискиваю гнев в его глазах. Я же решил, что моя жизнь – это наказание. А значит, чем больше я страдаю, тем лучше. Это мой путь. Я сам поставил себя в такие условия.

Я решил пойти на кухню, чтобы попить воды. Мы живём в просторном двухэтажном доме. На первом этаже расположена кухня, гостиная, ванная и кабинет. На втором – моя комната и спальня отца. Между моей комнатой и отцовской есть дверь, которая ведёт в небольшое помещение. Оттуда с помощью лестницы можно пробраться на крышу. Если я не в своей комнате, то я там. Чаще всего на крыше я бываю по вечерам. Это место стало очень важным для меня. Поднимаясь на крышу, я будто вхожу в другой мир. Всё материальное теряет своё значение, остаюсь лишь я наедине со своими чувствами. Когда-то давно я чуть было не прервал свою жизнь на этой крыше. И именно здесь я понял, почему я всё ещё должен жить. На крыше я могу лежать часами, смотря на небо. Небо для меня олицетворяет свободу. И если я никогда не смогу её почувствовать, то хотя бы смогу увидеть.