Юрий Берков - Переписка с читателями. Вопрос – ответ

Ну, а я так сказал бы сразу,
Только делать не стану этого,
Потому, что нескромные фразы,
Ты не сможешь понять не раздетая.

Я боюсь, что слова мои важные
Будут смехом весёлым встречены,
Потому, что глаза твои влажные
Сладострастным огнём засвечены.

Но к чему здесь мораль законников?
Красоте с нею делать нечего.
Пред тобою толпа поклонников
Изощряется в красноречии.

И я ушёл,
И, как всегда, с улыбкой,
И как всегда без горя и страданий.
Ещё одна поломанная скрипка
Заброшена в сундук воспоминаний.

И я ушёл,
И ничего не понял,
И ничего не ждал и не добился.
Бродяга ветер в спину хохот поднял
И пылью под ногами заклубился.

Давай бродяга
Вместе похохочем.
Ты, видно, как и я, весёлый парень!
И тоже, видно, очень выпить хочешь,
Напой-ка что-нибудь про Цинандали.

Напой о том
И как оно искрится,
И как журчит во тьме кавказской глотки;
А мне же всё равно чего напиться,
А мне бы лишь стаканчик русской водки.

Она чиста
Как пролитые слёзы,
Взяла у жизни привкус горьковатый.
И очень, очень на мечты похожи
Осколки от бутылки под кроватью.

И где тот край?
И где тот тихий домик?
Где ты теперь живёшь, моя родная?
Я слишком долго думал, жалкий комик!
А жизнь, она ошибок не прощает.

Твои глаза подобны морю.
Я ни о чём с тобой не говорю.
Я в них гляжу с надеждою и болью,
Стараясь угадать судьбу свою.

В них движутся огни и тени.
Чем дальше в них, тем глубже и темней.
В них силуэты зыбкие растений,
Как мачты затонувших кораблей.

Я знаю всё, я не обманут,
И ничего хорошего не жду.
Пусть мой корабль туда ещё не втянут,
Я сам его на камни поведу.

И все страдания и муки
Благословлю я в свой последний час,
И я умру, умру, раскинув руки,
Во глубине твоих зелёных глаз.

Я увидел на рассвете
Небо в красных облаках,
А потом холодный ветер
Вынес солнце на руках,
А потом оно над лесом
Стало жёлтым фонарём
И придумалась мне песня
Под его косым огнём.

Жил да был хороший мальчик
В неизвестном городке,
Не держал во рту он пальчик,
И не пачкался в песке.
Рос в уютненькой квартире
У родителей в дому,
И подарочки дарили
В день рождения ему.

А когда подрос немножко,
Он завёл себе друзей.
И заплакали окошки
От футбола и камней.
И сердиться стала мама,
От соседей сбившись с ног,
Но мальчишка, скажем прямо,
Был совсем ещё не плох.

Он учился на пятёрки,
Электричество любил.
Ничего, что портил пробки,
Он их сам потом чинил.
И когда в осенний вечер
Дождь по яблоням хлестал,
Он в постели, съёжив плечи,
Маяковского читал.

Но уже в свои законы
Жизнь запутала его.
Смотрит мальчик на девчонок,
А девчонки на него.
И однажды на полянке
Появился смятый мох,
Но мальчишка, скажем прямо,
Был совсем ещё не плох.

Так промчались не заметно
День за днём семнадцать лет.
Кончил сын десятилетку,
Вышел мальчик в белый свет.
И хотя уже усишки
Пробивались над губой,
Был он всё ещё мальчишкой,
И с доверчивой душой.
Он по-прежнему старался
Не ругаться и не лгать.
И по-прежнему пытался
Маяковского читать,
Но житейские заботы,
Институтские дела,
И «калымная» работа
Всю романтику смела.

Понеслась душа по свету
Без руля и без ветрил.
Индустрийного поэта
Окуджава заменил.
Ходят дамы к мальчугану
Двадцати восьми годов,
Но мальчишка, скажем прямо,
Был совсем ещё не плох.

В глубине его дремало
Настроенье детских лет.
Был он в общем честный малый,
И немножечко поэт.
В серых буднях Каракумов
Ищет мальчик красоту,
И в мечтах себе придумал
Он единственную «ту».

А потом лицо и руки
От мороза в волдырях.
Служит мальчик на «Фут-буки»
Где-то в северных морях.
Постепенно забывает
Про единственную «ту»,
И уже не замечает
Никакую красоту.
Если кто-то заикнётся
О весне и о любви,
Он печально улыбнётся
И промолвит «Се ля ви».
Погрызёт в раздумье пальчик
И испустит тихий вздох.
Мальчик, мальчик, что ж ты мальчик?
Ты ж ведь был совсем неплох!

Помню двор занесённый
Белым снегом пушистым.
Ты стояла у дверцы
Голубого такси.
У тебя на ресницах
Серебрились снежинки,
Взгляд спокойный и нежный
Говорил о любви.

Я был счастлив с тобою,
Знал, что ты меня любишь.
Что везде и всегда
Ты мне будешь верна.
Сердце билось в груди
Тихо, ровно, спокойно,
И не верилось мне,
Что расстанемся мы.
Но прошли те года,
И ты любишь другого.
Я как прежде один,
От тебя вдалеке.
В этом дальнем краю
Вспоминаю я ласки,
Твои алые губы
Я целую во сне.

Не могу я никак
Позабыть твои плечи,
И губами коснуться
Твоей нежной щеки.
Я бы отдал полжизни
За один только вечер,
Проведённый с тобой,
У тебя на груди.

Но однажды зимой
Я тебя снова встретил.
Ты стояла у дверцы
Голубого такси.
У тебя на ресницах
Серебрились снежинки,
А из глаз покатились
Две большие слезы.

Ты очень любишь мне рассказывать
Свои любовные дела,
Ты очень любишь мне показывать,
Что ты любимою была.

Читаешь письма, как романы,
В которых сплошь «люблю», «люблю».
Мне всё в них кажется обманом,
Я этих писем не пойму.

Из уваженья всё же слушаю,
Стремясь понять твоих друзей.
Как детектив, разведать душу их,
И просто, чтоб узнать людей.

Но, в общем, мне не интересно —
Богат причудами наш пол.
Мне всё давным – давно известно,
Я равнодушен, словно столб.

Я не могу понять мужчину,
Который плачет – не из тех!
Была б хотя на то причина,
А то ведь бабы! – просто смех.

Хотя, кому какое дело?
Боюсь лишь, что когда-нибудь
Ты, также гладя чьё-то тело,
Расскажешь про судьбу мою.

Ты не рассказывай, не надо.
Я очень, милая, прошу
Что было – было, не досадуй.
Былое в сердце я ношу.