Ольга Дерябина - Невидимка

Над всей этой идиллией пестрел, меняя формы парящих фигур, монитор. Я щёлкнул по «энтеру» и на экране возник вордовский файл. Перед тем, как уйти, Альбина печатала какую-то ерунду о предстоящем собрании. Скучная повестка дня заканчивалась очередным подпунктом «Проинформировать сотрудников о следующем». После двоеточия по всем законам жанра необходимо было перечислить, что именно донести до персонала.

Я почесал репу и дописал: «В обязанность сотрудников и учащихся вменяется трижды кланяться и трижды приседать, приветствуя директора. За нарушение предусмотрены дежурства вместо учеников 11 классов». Добавил число, место для подписи, распечатал и положил директору на стол.

***

Раз уж я сегодня невидимый и безнаказанный, можно было подумать и о мести. В школе два человека, которые откровенно бесили всех и даже друг друга. Иногда мне приходила в голову дурная мысль, что я мог бы замыкать тройку лидеров. Однако этот пессимизм я прогонял прочь: я ж просто весёлый и озорной. От моих шуток ещё никто не пострадал. Или я не помню этого, что автоматически приравнивается к вышеуказанному утверждению.

В параллельном классе училась зазноба Василиса Ветлинская. Младшая избалованная дочка богатых родителей, которые купили здоровенную квартиру в элитной новостройке, огороженной забором от остального нашего развивающегося района.

Василиса выглядела старше своих 18 лет и была хороша. Светлые волосы до плеча тщательно уложены, густая чёлка ровной чертой заканчивалась над бровями. Даже сильный ветер не мог сотворить «гнездо» на её ухоженной голове. За состоянием симпатичного личика следил штат косметологов. Другой штат контролировал питание и фигуру. Её хоть и недолюбливали, но силуэтом восхищались. Полноватые грудь и бедра, между ними осиная талия и плоский живот. Обычно таких героинь рисуют в комиксах или мультяшных клипах, а тут – всё наяву. Все ученики, вплоть до сопляков из началки, а также их родители сворачивали шеи, засматриваясь на выпускницу.

У Василисы были манеры светской львицы и истинной леди. Каждый её наряд словно создан для обложки глянца. Платья и юбки на заказ всегда удачно подчеркивали прелести изгибов. Дизайнерские сумки подобраны точно в тон. В холодное время года верхняя одежда, в том числе шубки, вписывались в единый ансамбль остальному гардеробу.

Василиса предпочитала только высоченные тонюсенькие каблуки. Мы даже как-то поспорили: сколько в них сантиметров – двенадцать, пятнадцать или все двадцать? По нашим «лоскутным» дорогам в таких далеко не уйдёшь, но она и не ходила. Максимум от своего подъезда по брусчаточке до машины – отца или кавалеров – и до крыльца школы. Обратно тем же ходом.

В помещении она передвигалась мелкими шагами, как гейша, покачивая в такт задницей и каждой клеточкой ощущая прикованное к себе внимание. Она говорила негромко, с видом, что каждая высказанная мысль – почти культурное произведение. Иногда сдержанно улыбалась.

Настоящих подружек в школе у Василисы не было. Она позволяла общаться с собой двум одноклассницам, в чьих семьях также водились деньжата, что было видно по одёжке.

Многие девчонки, особенно помладше, завидовали. Родители некоторых в месяц зарабатывали меньше очередного образа выпускницы. Кому не хотелось бы купаться в роскоши, ездить на самые дорогие курорты, выбирать самую дорогую одежду и вообще не считать деньги? И если бы не заносчивость богачки, к ней относились бы с уважением. Но она не скрывала брезгливость, оценивающе смотря на одежду учеников и учителей, и явно демонстрировала, насколько она выше всего этого. За такое отношение Василису прозвали Лисой Васей. Моей, в общем, тёзкой, из-за чего я бесился.

Спрашивается, каким ветром такую цацу занесло в обычную среднюю школу? Ответ очевиден: в элитные гимназии принимали не только за деньги (или без них), а преимущественно за знания, с которыми у Василисы были проблемы. Это ж не тенденции в мире моды, новинки от кутюр и светская хроника. Это скучные предметы, которые приходится учить и даже зубрить. Гламурная душа была категорически против этого.

Впрочем, успеваемость и перспектива получить вместо аттестата справку её мало волновала: папа что-нибудь придумает. Так что на грозные замечания учителей «у вас в полугодии будет «двойка» отмахивалась: «не дай Бог». Подразумевая не оценку, а размер груди.

Пока все усиленно готовились к ЕГЭ, Лиса Вася готовилась к очередному волшебному отпуску. В школу она продолжала приходить как на показ мод, выводя своей надменностью и учеников, и учителей.

Вторым самым бесючим учеником был девятиклассник Колька Смородинов. Он был гадким, хотя и симпатичным малым. Его голубые глаза излучали открытость и невинность. Русые волосы подстрижены ниже ушей, длинная чёлка вилась в районе скул, по форме как у Брэда Питта.

За ангельской внешностью скрывались бесовские мысли. Смородинов строил подлянки и тем, кто младше, и тем, кто старше, не боясь, что ему могут накостылять. При его комплекции сутулого дрища ростом с девчонку накостылять мог и семиклассник. Но в опасных ситуациях Колька начинал атаковать словесно. Язык у него был хорошо подвешен – когда пахло жареным, он убедительно доказывал свою непричастность. Однако тут же начинал строить следующую пакость: подставлял людей, сталкивал лбами, создавал неловкие ситуации, прессовал слабаков. И всё это происходило исключительно прилюдно.

Однажды гада крепко побили «в воспитательных целях», так как прямой вины за ним не числилось. Синяки с ссадинами прошли, а с ними и дурные воспоминания. И началось всё заново.

Эту парочку терпеть не могла вся школа, и оба заслуживали наказания. Оставалось надеяться, что Василиса сегодня не прогуливала под благородным предлогом «мигрень», а Кольке не устроили показательную порку.

Я спустился на первый этаж. Убедился, что в зеркале по-прежнему отражались решётки с весёленькими шторками без моей шальной морды лица. Поднял палец вверх, увидев знак только с этой стороны, подмигнул сам себе и побежал в сторону расписания узнать, в каких кабинетах дислоцировались самые бесючие кадры.

Охранник пил очередную чашку кофе с молоком. Форма на груди после моей утренней выходки ещё не просохла. Я дождался, когда Димон начнёт поднимать кружку и, когда до губ оставалось полтора десятка сантиметров, снова хлопнул по дну вверх.

Кофе, как и в первый раз, сфонтанировал, покрыв предыдущее пятно. Мелкие школьники, повернувшиеся на всплеск, захихикали. Димон смачно выругался, от его тирады в трубочку свернулись не только детские уши, но и мои. Затем раскрыл окно и швырнул чашку на улицу. Кофе с молоком шлейфом тянулся из посудины, пока та звонко не шлёпнулась об асфальт.