Надежда Гусева - Не к ночи будь помянута. Часть 2

Тьфу ты.

Я двинулась мимо рядов с зеленью и овощами. Запах огурцов и свежего укропа сводил с ума. Так пахнут летние огороды в жаркий день после тёплого короткого дождя.

Я вспомнила, что ничего сегодня не ела, если не считать привокзального кофе и, дойдя до отдела фруктов, купила красное яблока и три мандарина.

– Ай, какие вкусные. Чего берёшь мало? – мужик за прилавком был слащав как рахат-лукум и сам похож на раздутое красное яблоко.

– Понравится – возьму ещё. – сказала я и тут же принялась обдирать пахучую мандариновую корку.

– Максим, оставь мандарины дома. Возьми бутерброд, если хочешь.

– Ну вава! Не хочу я бутерброд.

– Оставь, говорю, мандарины.

– Но почему?

– Они пахнут… мандаринами. А такое есть не у всех. И будут люди слюни глотать.

– А я угощу.

– Ты всю школу угостишь?

– Ну вавааа!

– Нет. Возьми вот яблочко и иди.

Я прихожу с работы, отряхиваю от снега пальто, снимаю сапоги, иду к холодильнику, чтобы достать кастрюлю с супом и поставить на плиту. И замираю. Оранжевая гора исчезла. Пропали все четыре килограмма мандаринов, которые Лисин привёз мне из Москвы – восстанавливать внука после ангины.

Максим угостил. Всех.

– Ай, вкусно ешь! – восхитился мужик. – Давай ещё угощу.

Из-за прилавка вытянулась рука с чёрными волосами и несвежими ногтями. В ладони лежали ещё два мандарина. Я поблагодарила, взяла и уж собралась было покинуть рынок, но тут меня дёрнул чёрт. Я вернулась и улыбнулась восточному торговцу.

– Я вообще-то работу ищу. Так, подработать на каникулы. Могу торговать, могу товар приносить, убираться. Машину могу водить, правда, прав пока нет.

– Ай, молодца! – расплылся продавец. – Давай, подожди. Сейчас работа будет, всё будет. Эй, Алиюшка! Присмотри, родной, мы счас.

Мужик-яблоко повёл меня, ловко обходя прилавки и перегородки – я едва поспевала за его круглым задом и косолапыми ногами в грязных кроссовках. Наконец мы оказались на улице, миновали складские помещения и стоянку и вошли в небольшую подсобку, уставленную ящиками и коробками. У маленького оконца стояли стол и продавленный диван.

– Работа будет, всё будет… – повторил мужик сладким голосом.– Деньги будут, хорошо денег дам…

И вдруг схватил меня под мышки, повалил на диван и впился мне в губы жёстким слюнявым ртом.

Я почти не допускала, что могла быть для кого-то настолько лакомой, что человек забудет про уголовный кодекс, но всё же достаточно пожила на свете, чтобы так уж доверчиво и запросто следовать за первыми попавшимися штанами и забыть про меры безопасности. А потому была готова и к такому повороту событий – расслабилась, перестала вырываться, а как только мужчина потерял бдительность, невидимым движением вынула маленький кухонный ножик и приставила к его сонной артерии.

– Давай, только дёрнись, дядя. – тихо сказала я.

Торговец замер, давя на меня грузным телом. Потом резко рванулся, пытаясь перехватить мою руку. Я погрузила нож. Правда, изменила направление лезвия и ткнула всего-то на полсантиметра, пронзив один из его подбородков.

– Тихо. Убью.

Торговец ничего не сказал, и это было даже обидно. В таких случаях люди либо ругаются последними словами, либо молят о пощаде. А он смотрел на меня выпученными влажными глазами, в которых застыло полное непонимание происходящего. Тупица.

– Слазь. – скомандовала я.

Он тяжело сполз. В воротник скатывалась тонкая струйка тёмной крови.

– Нападение на несовершеннолетнюю. – я говорила тихо и спокойно. – Знаешь, кто я? Ивана Кузыкина знаешь? Только что откинулся, за убийство сидел. Отчим мой, между прочим. Всё, тебе не жить.

Про Кузыкина я почти не врала. Был такой, в Подмосковье орудовал. Правда, помер ещё в шестидесятые.

Круглый сладкий торговец, что так был похож на красное яблоко, сразу сдулся, сморщился, заскулил и почему-то стал мне сбивчиво рассказывать, что у него четверо детей, и мать умерла, и отец умер, и дочь собралась замуж… А потом ещё больше вытаращил глаза и стал совать мне деньги – смятые купюры по пятьдесят, сто и пятьсот рублей, которые он вытаскивал из многочисленных карманов.

Я взяла несколько, чтобы только он унялся, и молча вышла вон.

Злоба переполняла меня. Я потерпела фиаско в первый день, и не могла придумать, чем бы заняться завтра, во второй.

Егор позвонил тридцатого декабря. Звонок показался странным. Прежде всего потому, он звонил не со своего телефона. Собственно, это так, мелочь, с каждым может случиться, может, зарядник сел. Но он к тому же говорил как-то уж слишком тихо и осторожно, словно боялся, что его подслушают.

– Привет. Как здоровье? – начал он банально.

– Почти в норме.

– Прекрасно. Ты дома?

– Да.

– Слушай, надо съездить ко мне. Срочно. Заберёшь кое-что и оставишь у себя. Я позже заберу.

Я открыл было рот, но передумал говорить.

– Слушай внимательно. Приедешь в коттедж. Ключи от ворот и от подвала у тебя есть. В подвале под аптечкой найдёшь магнитный ключ – прямоугольный такой, как в гостиницах. Это от дома. Ты слушаешь?

– Да-да.

– Вот. Поднимешься на второй этаж. Там стоит чёрный книжный шкаф. Ты открываешь все книги по одной и смотришь. Все книги, понял? Смотришь и кладёшь на место, где взял.

– Ага. – только и сказал я.

– Теперь. Некоторые книги – не книги. Сам разберёшься. Вот их ты аккуратно складываешь и привозишь к себе. Особое внимание «Сокровищнице Эрмитажа». Прямо запомни – «Сокровищница Эрмитажа». Очень аккуратно.

– Ага.

– Никому про это не говори. Никому не показывай. Сделаешь?

– Не вопрос.

– Сколько времени тебе понадобится?

– Смотря, какой из тебя книголюб. Думаю, часа через три буду дома.

– Всё. Приедешь, позвони.

Секунд десять я как дурак стоял с телефоном в руке. Потом очнулся и стал искать тёплый свитер.

Всё это мне напомнило один разговор. Как-то раз, будучи подростками, наша четвёрка пустилась в пространные рассуждения по поводу дружбы и что она из себя представляет. Кира тогда авторитетно заявила:

– Друг – это такой человек, которому можно позвонить в два часа ночи и сказать, чтоб пришёл через двадцать минут с мешком, стамеской и микроскопом. И он не будет спрашивать зачем, а просто придёт. Потому что понимает – раз ты говоришь так своему другу, значит тебе это действительно надо позарез.

Наверняка она вычитала это в каком-нибудь девчачьем журнале. Но мы, тринадцати – и двенадцатилетние сопляки, тогда подивились мудрости Киры и сразу же согласились с ней.

А сейчас я отправлялся за город в чужой дом, чтобы отыскать книгу, которая на самом деле не книга, а потом спрятать эту ерундовину у себя, и никому про это не говорить.

На полпути случилась неприятность. Я притормозил у светофора, и тут мотор заглох. Чертыхнувшись, я стал осторожно поворачивать ключ зажигания. Такое пару раз случалось и раньше. И вовсе не потому, что я никудышный водитель. Просто машина была старой, просто я давно не занимался ремонтом, да и техосмотр по-настоящему не проходил.