Нина Бандурина - Священный путь. По следам «Пира»

Словно зачарованная, Веселинка подчинилась сильной воле Тамиры.

– Вы в порядке? – запыхавшись, подбежала к ним Агнушка.

– Да, всё хорошо. Уходим отсюда, – ответила Тамира.

– Княжна, – обречённо прошептала Агнушка, глядя на горизонт.

Проследив за взглядом подруги, Тамира увидела двух всадников, стремительно направлявшихся к ним. Поспешно оценив ситуацию, девушка резко произнесла:

– Бери ребёнка, и уходите отсюда. Переждёте в лесу – там безопаснее.

– Нет, княжна! – в панике закричала Агнушка. – Я без вас никуда не пойду!

– Я сказала: уходи! Быстро! Со мной всё будет хорошо, не переживай. Нет времени на раздумья. Уходите немедленно! – одновременно подталкивая оцепеневшую подругу и надевая лук и стрелы, говорила Тамира.

Быстро подбежав к коню, оставшемуся без хозяина, Тамира вскочила на него и поскакала навстречу преследователям, преграждая им путь и давая Агнушке и Веселинке возможность скрыться в чаще леса. Выстрелив и сбив одного из всадников, княжна едва успела уклониться от летевшей в неё стрелы. Но тут девушка почувствовала, как конь начал сбавлять скорость. Стремясь разобраться, в чём дело, Тамира посмотрела по сторонам – и вскоре её взгляд упал на торчавшую в боку вороного красавца стрелу. Стон вырвался из груди девушки – частично от жалости к раненому животному, а частично от осознания собственной обречённости.

Спешившись, Тамира погладила ухоженную гриву коня, словно извиняясь перед ним, и что было сил побежала в сторону леса, надеясь на спасительный покров темноты. Однако все её усилия оказались напрасными. Настигнутая вражескими верёвками, девушка, не сумев сохранить равновесие, рухнула на землю. Ноги её были спутаны, а возникшая поблизости грозная мужская фигура показалась княжне воплощением тех самых чудовищ, о которых она часто рассказывала детишкам. Не желая тем не менее доставлять удовольствие врагам, Тамира, сжав руки в кулак, превозмогая страх и боль, заставила себя подняться и гордо посмотреть чудовищу в лицо. Не ожидая подобной дерзости, громила издал звук, показавшийся Тамире рыком дикого зверя, и, резким движением схватив девушку за волосы, больно запрокинул ей голову. В тот момент Тамира решила, что пришёл конец её земной жизни, и, мысленно прося предков принять её душу, прикрыла глаза.

– Свяжите её! – резко толкнув девушку, прорычал громила, обращаясь к своему только что подоспевшему помощнику.

Не удержавшись, Тамира рухнула к ногам всадника. Спешившись, мужчина помог девушке подняться и стал связывать ей руки. Смирившись с ситуацией, Тамира перестала оказывать сопротивление, а её глаза с надеждой всматривались в тёмное небо в поисках ответа на единственный мучивший её вопрос: как совершить прыжок доверия, когда обстоятельства всячески препятствуют этому, становясь всё безвыходнее и безнадёжнее? Но небо отвечало ей лишь безмятежным, манящим, обволакивающим покоем, освещённым бесконечной россыпью звёзд. И Тамира чувствовала этот покой, наполняясь им и растворяясь в нём. Да, её судьба ей не принадлежала, но чья-то невидимая поддержка была настолько очевидной, что девушке ничего не оставалось, кроме как довериться этой силе. Подчиниться и с достоинством встречать то, что ей предначертано.

А потому, когда великан вновь приблизился к княжне, Тамира встретила его лёгкой усмешкой и спокойным взглядом больших тёмных глаз. Оправившись от потрясения, вызванного столь необычным поведением пленницы, громила грубо схватил девушку и поволок к полянке, на которой Тамира разглядела таких же пленных, как она, связанных по рукам и охраняемых вооружёнными всадниками. Вскоре их всех доставили в Хамлидж. А ещё через несколько дней Тамира вместе с другими славянами была продана приезжим еврейским купцам за несколько дирхем и, пройдя сотни километров вниз по Дону и Волге, оказалась на корабле, отправлявшемся в город Хорезм, где в то время располагался один из самых крупных рабовладельческих рынков.

Погода стояла солнечная. Торговое судно мирно покачивалось на волнах, а блики солнца золотом отражались в воде. Тамира засмотрелась на эту игру света, и в её сознании всплыл такой же погожий день несколько лет назад. Миновав коридоры времени, девушка мысленно перенеслась в тот момент, когда яркое солнце таким же золотом разливалось по чистой прозрачной водной глади…

– Орест, я готова к урокам, – улыбнулась Тамира, увидев старца, который вышел на поляну из леса, неся в руках корзину с травами.

Старец улыбнулся в ответ:

– Ну, раз ты так жаждешь знаний, что ни свет ни заря пришла сюда, то иди, сделай нам отвар из трав и захвати с собой «Пир» Платона. Будем постепенно разбирать, о чём там написано.

– Можно подумать, там что-то непонятно написано и может быть неправильно понято.

– Просто принеси книгу, а дальше ты сама решишь, понятно или непонятно там написано.

Тамира засмеялась и уже через несколько минут, подперев щёки руками, внимательно слушала своего учителя, который, сделав глоток ароматного травяного отвара, приступил к чтению одного из величайших произведений Платона.

– Итак, дитя моё. Начнём с первого диалога, в котором великий философ устами некого Федра рассуждает на тему древнейшего происхождения Эрота. Послушай, что он пишет:

«Весьма многие сходятся на том, что Эрот – бог древнейший. А как древнейший бог, он явился для нас первоисточником величайших благ… Ведь тому, чем надлежит всегда руководствоваться людям, желающим прожить свою жизнь безупречно, никакая родня, никакие почести, никакое богатство, да и вообще ничто на свете не научит их лучше, чем любовь. Чему же она должна их учить? Стыдиться постыдного и честолюбиво стремиться к прекрасному, без чего ни государство, ни отдельный человек не способны ни на какие великие и добрые дела… Я утверждаю, что, если влюблённый совершит какой-нибудь недостойный поступок или по трусости спустит обидчику, он меньше страдает, если уличит его в этом отец, приятель или ещё кто-нибудь, – только не его любимец. То же, как мы замечаем, происходит и с возлюбленным: будучи уличён в каком-нибудь неблаговидном поступке, он стыдится больше всего тех, кто его любит. И если бы возможно было образовать из влюблённых и их возлюбленных государство или, например, войско, они управляли бы им наилучшим образом, избегая всего постыдного и соревнуясь друг с другом; а сражаясь вместе, такие люди даже и в малом числе побеждали бы, как говорится, любого противника: ведь покинуть строй или бросить оружие влюблённому легче при ком угодно, чем при любимом, и нередко он предпочитает смерть такому позору; а уж бросить возлюбленного на произвол судьбы или не помочь ему, когда он в опасности, – да разве найдётся на свете такой трус, в которого сам Эрот не вдохнул бы доблесть, уподобив его прирождённому храбрецу? И если Гомер говорит, что некоторым героям отвагу внушает бог, то любящим даёт её не кто иной, как Эрот. Ну, а умереть друг за друга готовы одни только любящие. Итак, я утверждаю, что Эрот – самый древний, самый почтенный и самый могущественный из богов, наиболее способный наделить людей доблестью и даровать им блаженство при жизни и после смерти».