Данила Трофимов - Спасибо, что вы были

– Ладно, пойдём.

Зашли в магазин, купили буханку хлеба и красный пакетик майонеза. Потом отправились на футбольное поле недалеко от Катиного дома. Катя разломала хлеб, открыла зубами майонез.

– На! – протянула Диме горбушку.

– Спасибо, – сказал он. – А почему мы не пошли смотреть толстовку?

– Я тоже думала об этом. Но разве нам было плохо?

– Нет, прекрасно.

Просто прекрасно .

– На самом деле, я тоже в первый раз ем хлеб и майонез на улице, – прошептала Катя. – Просто позлить тебя хотелось!

И смеётся ещё. Ничего в этом смешного нет.

– Чего ты всё время смеешься?..

– Ну, не плакать же. Я больше радоваться люблю.

Они съели полбуханки хлеба, остальное Катя решила покрошить во дворе своего дома у беседки, там голуби собираются. Только начала кидать крошки на землю – налетели.

Затем Катя с Димой подошли к дому: первый подъезд, второй, третий… Шли к пятому. Дима взял Катю за руку:

– С тобой – приятно и уютно. И…

– Привет!

Голос откуда-то сзади. Руки убрали в карманы. Меня сейчас он убьёт, он же ненормальный, реально просто на месте убьёт. Ладно, спокойно. Оглянулись как ни в чём не бывало. На скамейке рядом с третьим подъездом сидел парень.

– Ёжик, – голос Кати дрожал, – а ты чего здесь?

– Время почти шесть. С работы приехал, – парень не поднимал головы, читал книгу. – Домой не хотел идти, книжку новую купил.

– Что читаешь?

– «Тошнота», тебе не понравится.

– А я с собеседования.

– Да, я её провожал, – виновато добавил Дима.

– Он меня провожал, – подтвердила Катя.

– Ясно. Я дочитаю главу, к тебе зайду.

Молча пошли. Не могу так больше. Наверное, он не заметил, потому что если бы заметил, то сразу бы – в морду . Точно, не заметил, но как это можно было не заметить: мы шли… он окликнул – всё он видел!

Прощаясь с Катей, Дима потянулся к ней, чтобы поцеловать в щёку на прощание…

– Давай не будем, – увернулась она. – Пока.

Катя вошла в подъезд. Тяжелая серая дверь захлопнулась, а домофон всё ещё продолжал пищать. Вот и весь мир замолчал, оставив Диму наедине с самим собой.

Надо пойти поговорить в ним.

Надо разобраться.

Надо поговорить.

Надо…

Зазвонил мобильный телефон. Дед звонит. Дима взял трубку. В трубке – что-то неразборчивое, голос деда пьяный что ли не пойму странно алло дед чего такое говори ну не слышу не понимаю алё ты чего пьяный или чего?

Дима бросил трубку. Через полминуты опять звонок.

– Дед, чего там у тебя случилось? Что там?

В ответ – хрип.

– Ты чего, дед?

Услышал, кажется: «Плохо мне». Плохо как плохо что делать что я могу нужно бежать. Так. Спокойно. НЕТ КАКОЕ СПОКОЙНО ДАВАЙ БЫСТРЕЕ К ОСТАНОВКЕ БЕГОМ НУ ДАВАЙ АВТОБУС ПОДЪЕЗЖАЕТ ВОН ВИЖУ БЕГОМ прошёл в салон, сел у окна, ближе к выходу. Теперь уже только ждать, сейчас я ничего не могу. Где он? Наверное, дома. Хоть бы он был дома. Нужно позвонить матери, сказать. Мать не берёт трубку. Да давай ты автобус что ты так тащишься давай давай давай.

Ну!

Дима звонил матери, потом деду, потом дядьке. Дядька сказал, что недалеко от дома как раз, сейчас тоже подъедет. Улица так медленно ползёт, сука, давай автобус, я тебя ненавижу, ну!

Перезвонил дядька:

– Дим, ты где?

– Еду я, еду домой.

Как только автобус остановился на нужной остановке, Дима вылетел из салона и помчался к дому. У подъезда стояла дедова машина с открытой дверью, рядом дядька, он что-то Диме говорил. Или не Диме…

Лицо деда оплыло, искорёжилось. Он тяжело дышал. Левая его щека, как будто из застарелой резины, вообще вся левая сторона лица – как будто резиновая, ненастоящая. Дед смотрел на Диму, и левый глаз его был почти закрыт. Дед стонал, хрипел. Такой большой, такой сильный и беспомощный. Дима приближался к деду и сразу отшатывался. Страшно. Очень страшно . Дима не заметил, как рядом с дядькой появилась и мама. Дима отойди закрой дверь дай проехать скорой помощи не стой на дороге как вкопанный Дима слышишь! Диме навсегда запомнилось выражение лица деда, который впервые плакал при внуке, беспомощно водя в воздухе правой рукой, пытаясь что-то сказать, что-то сделать. Такой великий, сильный, и такой жалкий и беспомощный. Господи как же страшно до чего СТРАШНО ДЕД! Так, замолчи. Спокойно. Дыши. Спокойствие.

Кукла

В дверь позвонили. Катя пошла открывать. Через минуту она едва слышно вернулась в комнату и прошептала:

– Там – он!

– Кто – он? – не понял Ёж, лежавший в кровати.

– Ваня.

Ёж встал, надел майку и джинсы, пошёл открывать дверь.

– Сейчас я буду говорить. Понятно? – сказал Ёж, отстраняя Катю.

– Хорошо, Ёжик.

Ёж открыл дверь. Перед ним стоял парень: невысокий, крепко сложенный, с серьёзными глазами.

– Бабки приготовили? – не здороваясь, спросил парень.

– Ничего мы не готовили, – ответил твёрдо Ёж, – пошёл отсюда, чёрт гашеный.

Парень долго смотрел на Ежа. Медленно опускались и поднимались его веки. Где-то внизу в подъезде грохнула дверь, грохот разнёсся по всему подъезду.

– Ты кто вообще? – спросил Ежа парень.

– Чё?

– Кто ты по жизни?

Ёж промолчал, вышел из квартиры и закрыл за собой дверь.

– Ты должен бабки, – продолжал Ваня. – Вопрос этот решается только так: ты тупо их отдаёшь мне.

– У мамки своей бабки проси, школьник.

– У тебя будут проблемы.

Катя не выдержала, выбежала из квартиры и из-за спины Ежа выпалила:

– Вань, мы же с тобой с детства знакомы, ты что несёшь вообще!..

– Заткнись! – рявкнул на неё парень.

Ёж выпрямился и пошёл на парня.

Откуда-то слева, откуда-то сбоку. В голове Ежа сильно зазвенело. Красно, темно. Ёж не чувствовал ничего, он как будто смотрел кино. Один звон в ушах. Ёж видит, как чьи-то руки касаются его майки, куда-то его тянут, он пытается отцепить их, что-то трещит, его тянут вниз. Перед Ежом невысокий парень бормочет, как будто заклинание произносит. Еж сжимает кулаки и пытается ударить по нему, но не получается, тот отходит в сторону и бьёт в ответ, в нос. Глаза замыленные, Ёж вытирает глаза и в этот момент опять удар. Звенит в ушах ещё сильнее, Ёж бьёт, не глядя, просто куда-то в темноту и, кажется, попадает, бьёт ещё и ещё. Ежа как будто ударило током, он отскочил. Крик. Высокий и пронзительный. Кричит Катя. Кричит? Ёж оборачивается. Её держит чёрно-красное пятно, хватает за волосы, она пытается вырваться. На чёрно-красное пятно кидается Ёж, сталкивает в лестничный пролёт. Опять удар, откуда-то сзади. Закрылись глаза и не дышится. Ёж – тряпичная кукла, куклу бьют, ей не больно, она мягкая и неживая, кукла просто пытается встать, куклу валят, кукла тянется оборванной липкой рукой к девушке и падает, кукле видится что-то непонятное, тени, которые перетекают одна в другу, тени мерзкие, противные, глядя на них, не хочется дышать, они похожи на чертей, нависших над беспомощной куклой, и кукла опять пытается подняться, но ноги – из ваты, руки – внутри из тяжёлых прутьев. На секунду удается подняться, и вдруг весь мир куклы куда-то катится или катится сама кукла, топот, гогот, шум, железом пахнет, кукле уже не подняться, она смотрит, брошенная, наблюдает только за тенями чёрно-красными, и этот запах железа, отовсюду льётся железо красное, дыши , картинка становится тихой, тусклой, слабый свет гудит, режет глаз на издыхании, что-то ухает, скрипит, скрежещет прямо над ухом, лязгает. Зелёные стены падают на голову, мусоропровод ухает огромной рыбой. Гудит лампа, по ней гуляет электричество, сочится…