Улпан Сериккызы - Полярность. Сборник рассказов

– Ах, маленький мой братик. Если ты, мой миленький, не будешь играть с тем, что я тебе дала, то можешь забыть о прогулках на свежем воздухе, прыгучем мяче и сказках на ночь. Ты меня понял, мой любимый, братец?

В тоне Корнелии не было ни тона упрека или злобы. Она произносила это с такой легкостью, будто звучание арфы ублажали слух окружающих.

– Понял, – сухо ответил Ричи и зашагал в угол.

– Вот и славно, ступай.

За железной дверью послышался стук каблуков, который четким выверенным ритмом становился все громче по мере приближения. Когда стук усилился настолько, что полностью стих, в замочную скважину вошел ключ. Сделав три оборота, он юркнул обратно назад. Секундная тишина и скрипучий звук тяжелой двери заполнил комнату. В проеме, в белом расстегнутом халате, стоял доктор Бенедикт Дарнелл. Его темно-карие глаза спрятались за блеском прозрачной линзы. Тонкая золотая оправа идеально сидела на лице. Складывалось ощущение, будто эти очки сконструировали специально под его овал. Под белым бездушным, как всегда казалось Томасу, халатом, виднелся аккуратный классический костюм в большую шотландскую клетку. Весь безукоризненный вид Бенедикта портили его часы. Потертый ремешок, что давно требовал замены и старый готический циферблат, что создавал ощущение некой связи доктора с религиозными делами. Врачей, которые имели тесное отношение с вероисповеданием, не особо жаловали в краях Томаса. Отчего он порой сомневался в правоте суждений доктора Бенедикта, хотя безмерно уважал его.

– Как дела мой друг, Томас? – улыбнулся врач.

– Все отлично, Бенедикт. Думаю, мое пребывание здесь окончено. И я премного вам благодарен за ваше содействие, – улыбнулся Томас, закрывая книгу.

– Я того же мнения, поэтому и пришел вас проведать. Коллеги сообщили мне, что вы хорошо себя ведете последнее время. И раз вы говорите, что все отлично, то пора на выход.

Томас положил книгу в портфель и двинулся в сторону выхода. Доктор Дарнелл встретил его объятием и крепко пожал руку. Такое мужское отношение понравилось Томасу и он отблагодарил доктора искренней улыбкой. Воздух за спиной Бенедикта был совсем другим, нежели в помещении. Чем-то неизведанным и свежим веяло оттуда. Будто запах ароматного кофе для сонного, обычный воздух коридора завораживал Томаса. Он понимал, что осталось пройти несколько шагов и его легкие заполнятся до краев этим ароматным и пьянящим запахом. Запахом свободы.

– Ну, что же Томас, мы можем отправляться, – Бенедикт похлопал его по плечу.

– С удовольствием!

Томас сделал шаг из комнаты и услышал старый добрый, и такой манящий звук каблуков по кафельному полу коридора. Наконец-то он и сам смог издать его, а не только лишь наслаждаться в редкие визиты доктора Дарнелла.

– Я бы хотел еще кое-что сделать напоследок, ведь я могу не вернуться сюда больше.

– Конечно, все что вам угодно, – насторожился Бенедикт.

Томас поставил свой портфель, повернулся в сторону пустой комнаты и распахнул руки в стороны.

– Друзья мои!

Доктор Дарнелл взглянул на комнату Томаса. Темно-голубые обшарпанные стены, жесткая металлическая кровать в одном углу и деревянный изрезанный стол со стулом в другом. По правую сторону в одиночестве стоял железный унитаз, закрыть который возможно было только маленькой заляпанной ширмой метр на метр. Через маленькое круглое окошко под потолком спускалась тоненькая лестница Иакова, всеми силами пытаясь осветить мрачную одинокую темницу.

– Доктор Бенедикт сообщил мне, что я здоров и пришло время прощаться. Каспер, дружище, я покидаю вас и хотел бы поблагодарить за те истории из вашего прошлого. Они скрасили мои скучные вечера. Дядюшка Донован, хоть я и запрещал тебе курить здесь, но мы все-таки родня, так что кури сколько вздумается. Ричи, славный Ричи, я буду скучать по тебе. Надеюсь, в следующий раз мы свидимся, когда ты станешь крепким взрослым парнем. Моя милая Корнелия. Вы знаете, что я вас люблю безмерно и никогда не устану это повторять. Вы светлый лучик, что согревал мои щеки в пасмурные дни. Прощайте, друзья, прощайте!

Томас обернулся, схватил в руки портфель и глубоко выдохнул.

– В путь, доктор?! – воодушевленно вскрикнул он.

Бенедикт Дарнелл еще раз внимательно осмотрел пустую комнату Томаса. Он печально опустил взгляд на него и снял очки. Аккуратно протирая каждую линзу, он с грустью произнес:

– Боюсь, Томас, у нас есть проблема.

Жила-была одна девочка с большими карими глазами. Она носила голубое платье в горошек, гуляла по дорожке из солнечных лучей и мечтала. Она сидела на краю своей планеты, взглядом касаясь небесной глади и нежно оттесняя пушистые облака, чтобы увидеть Его.

Жил-был один мальчик с растрепанными черными волосами. Он гулял босиком по влажной траве и наблюдал солнечное затмение, стоя на краю своей планеты. Он складывал образ из мозаики разбросанных звезд, пытаясь, наконец, найти Ее.

Они не знали о существовании друг друга, не слышали томного шепота, не ласкали взором лица, не лежали, обнявшись в ночной тишине, но это не мешало им любить.

Когда она распускала волосы, ветер приносил ему аромат полевых цветов и оставлял нежный поцелуй на лбу. Когда она плакала, небеса трепетали над его планетой и осыпались медовым дождем. А он стоял под ним, жадно вдыхая каждую слезинку, утопая в бескрайности своих грез.

Они встречались лишь во сне, не зная имен друг друга, но безумно любя каждую шероховатость души. Они были безмерно одиноки в этой галактике, и в то же время не было живых душ более счастливых.

Влюбленные неспешно блуждали во Вселенной, задевая руками звезды, а их планеты встречались в одной точке орбиты каждые тысячу лет. Они любили друг друга и ждали…

В следующий раз их планетам суждено пересечься лишь через сотню лет.

– Зачем так много алюминиевого порошка, Симус? – произнес взволнованно Шон.

– Да, заткнись ты уже.

Шон наблюдал, как Симус размешивает сероватую смесь в небольшом железном тазу. Сидя за партой в школе Вествуд, он даже догадываться не мог, где пригодится его неудержимая тяга к химии. Десятки книг за одну неделю поглощались им словно горячие пирожки его миленькой бабули Шейн. Мать работала на швейном заводе, отец служил в местном полицейском участке. Их жалкие гроши, что они называли месячной заработной платой, не могли позволить Шону даже пары добротных сапог. О нескольких стеклянных колбах и одной горелке бунзена он мог только мечтать. Учитель всегда поддерживал в мальчике эту страсть и уверял, что необузданная любовь к химии приведет его от теории к практике. Горящие глаза Шона разглядывали блеклые картинки, которые наглядно демонстрировали процесс. Отец не жаловал увлечения сына. Он зачастую отвлекал его от чтения книг и забирал с собой на службу. Это были попытки поставить Шона на правильный человеческий путь, по мнению отца. Но, к его сожалению, они только больше закаляли в мальчике стремление к науке о веществах.