Сергей Шестак - И ВСЕ ДЕЛА. рассказы, повести

– Какая акустика! – удивился я.

– Это наши ребята сделали, – не без гордости сказала Тоня. – Достаточно магнитофона. Усилитель и колонки не нужны. Эффект потрясающий.

От реки тянуло сыростью. Всплескивала рыба. Стемнело окончательно: проступили самые мелкие звёзды.

Пётр всё чаще зевал и был мрачен.

– Четыре часа прошлой ночь спал, – сказал он. – Я тут курить брошу.

Я никак не мог придумать тему разговора с Тоней. Мои мозги словно бы отключились. А тем было много. Ничего не нужно было придумывать. Работа, дом, лагерь, учёба, увлечение. Следствием формальных дежурных вопросов могли стать неожиданные подробности, которые сделали бы нашу беседу интересной, весёлой, душевной. Но я молчал, как будто разучился говорить.

– Ну, ладно, ребята, нам пора, – сказала Тоня.

– Вы уже уходите? – притворно удивился Пётр.

– Да.

– Спокойной ночи!

Мы направились в свой домик.

– Что же ты растерялся? – говорил Пётр, зевая. – Я жду, когда он начнёт. А ты никак не начинаешь. От этой толстушки я бы всегда избавился. Сказал бы, что спать хочу и ушёл бы. Знаешь, какого они о нас мнения? Два болвана! Вот какого. Мне-то, конечно, всё равно. Я сейчас спать завалюсь. Я вот уверен, что они уже смеются над нами. Два городских парня. А вели себя, как увальни деревенские. Что же ты не начинал-то? Ты же говорил, что она тебе нравится.

На завтраке Тони не было. Во всяком случае, я не видел её.

На разводе на работу давешний дяденька сообщил нам, что мы будем носить бордюрные камни. Сергей попросился в столовую, не в силах перенести скорое расставание с Наташей. Сегодня после обеда мы возвращались в город. Мы таскали тяжёлые камни в носилках, с каждым разом относя их всё дальше и дальше, раскладывая их вдоль дорожки аллеи с обеих сторон. Мы старались: чем быстрее управимся с работой, тем больше у нас будет времени позагорать на пляже. Когда осталось перенести всего несколько камней, к нам подошёл дяденька и дал ещё одно задание: сжечь строительный мусор.

– Что же это получается? – возмутился Пётр. – Прямо губите любовь к труду. Разве так можно?

– Надо сделать, ребята, – сказал дяденька.

Работа оказалась плёвая. Строительный мусор был уже собран в кучу. Нужно было его только поджечь и последить за костром.

На обеде я опять не увидел Тоню. Сергей наливал компот в стаканы черпаком из большой кастрюли. Он был в белом фартуке и поварском белом колпаке.

Я пошёл из зала столовой на улицу, но обернулся, как будто кто-то позвал меня, и увидел её. Нас разделял зал, заполненный столами. Она стояла у раздаточного окна и смотрела на меня открыто и прямо, как будто давала понять, что хочет продолжить общаться. Кто-то позвал её из кухни. А я, как невольник, пошёл в свой домик: мне не хотелось уходить. Чем дальше я уходил, тем больше мне казалось, что я совершил непростительную ошибку.

Настал час отъезда. Из репродуктора раздался нервный голос завхоза, потребовавшего быстрее сдавать постельное бельё. Похоже, сдали не все. Он назвал нас «товарищами комсомольцами». Мы пошли к воротам лагеря, где стояла машина. Густые кроны деревьев приятно затеняли дорожку от палящего солнца.

– Петь, можно тебя? – его окликнула Оля.

– Ну?

– У тебя будет закурить?

– Последняя, – он стряхнул пепел с сигареты и вдруг засмеялся: – Чабок. Хочешь, оставлю?

Пришёл шофёр. Мы залезли в кузов. Расселись по лавкам. Последним прибежал Сергей. Машина уже тронулась. Я подал ему руку.

«Не узнал даже, где работает, – я ругал себя, – ни телефона, ничего. Неужели было трудно спросить номер телефона?! – Я невольно посмотрел на Сергея, сидевшего на лавке напротив меня. – Через него можно узнать. Он работает вместе с Наташей. Она должна знать».

Я неоднократно бывал в посёлке Сокольское. Этот небольшой районный центр находился в ста пятидесяти километрах от Горького, на левом берегу Горьковского моря. Автобусы ходили туда несколько раз в день. Обстоятельства этой поездки в Сокольское стали для меня неприятным сюрпризом: плохая погода сначала помешала мне попасть в посёлок, а потом – вернуться домой.

Я приехал на автовокзал за пять минут до отправления. Автобус уже был подан на посадку. Я сел на своё место, снял шапку, расстегнул куртку, откинулся на спинку кресла. И ощутил себя счастливым человеком: не опоздал на автобус! А шофёр, толстый мужчина с двойным подбородком, вдруг объявил, что довезёт нас до Заволжья. А там посмотрит. Вчера автобус не пришёл из Сокольского: дорогу замело снегом. Я посмотрел в окно. Действительно, падал снег – крупный, пушистый, застилал белой пеленой дома, деревья.

У нас было две остановки – в Балахне и Заволжье. На автостанции в Балахне, крупном районном центре, шофёр удовлетворённо объявил нам:

– Всё! Возвращаемся!

Оказывается, мы должны встретиться в Балахне с автобусом из Сокольского. Но не встретились. Значит, дорога по-прежнему заметена снегом. Автобус не проехал. Мы тоже не проедем. Нам надо возвращаться.

Его слова совершенно не вязались с тем, что я видел: снег падал слабо, дорога была чистая. Создавалось впечатление, что шофёру не хочется ехать, и он специально нагнетает страсти.

– Он, может, сломался! – сказал кто-то.

– Не проехал он! – убеждал шофер.

– Поехали, дорогой встретимся!

– Говорю же вам, – шофёра раздражало, что его не слушают, профессионала, человека, который на этом деле собаку съел, и вдруг психанул: – Не хотите сейчас – вернётесь из Заволжья!

Летели навстречу снежинки. Я обращал на них внимание только потому, что был под впечатлением от разговора с шофёром. В Заволжье снег совсем, казалось, перестал падать. Дорога была оживлённой, как в любой другой день. Если при такой погоде нельзя доехать до Сокольского, то при какой тогда можно? У вокзала было много автобусов – похожие на кирпичи «Пазики»; вытянутые, как батоны, «Львовские» – из Ковернина, Городца, Чкаловска, Пучежа. Узнав у диспетчера, что автобуса из Сокольского не было, шофёр категорически отказался ехать дальше. Поворот на Сокольское находился на полпути между Заволжьем и Ковернином. Ковернинские автобусы шли, а мы вернулись.

Следующим утром я опять пришёл на автостанцию. Опять сыпал снег. Шофёр был прежний. На мой вопрос о том, доедем ли мы сегодня, он уклончиво ответил: «Не знаю». На его лице читалось, что он предпочёл бы остаться.

Свободных мест не было: ко вчерашним пассажирам добавились новые. Наконец мы поехали. Многоэтажные дома, узкие улицы сменились белым пустырём с редкими деревьями, одиночными строениями, кустиками, торчащими из сугробов, как засохшие прутики. Снег несло поперёк дороги стеной. После невыразительного снегопада среди домов эта картина повергла шофёра в уныние.