Владимир Тучков - Бесчувственники (сборник)

И со временем Елена поняла, что нельзя отпускать ее от себя и утром. Такую хрупкую, летучую, нежную – сжала посильней кулачок, а на ладони лишь одни перышки, в крови измазанные. Поэтому стала пить и по утрам. С нежностью вспоминая о своем единственном, прекрасном, желанном. Вспоминать вдвоем с вином…

А что аборт? Ну, аборт. Но ведь рано же еще. Ведь как же без любви замуж? Как, если она исчезла и грядет новая? Как?

Конечно, вначале сладкие вина, долгие взгляды, праздные прогулки за опавшими листьями или под роняющими на голову снег высокими соснами.

Так и не выбрав к тридцати ту единственную любовь, которую окольцевать, а потом глумиться над ней вдвоем. Без вина. Потому что все такими ревнивцами оказывались: жить вдвоем, без вина.

А как без вина, если без него от женихов козлом воняет, волосы из носа растут и ум – словно снятое молоко.

Ну а потом, после тридцати, горькая водка, быстрые руки, длинные ноги.

Однако тоже любовь. Только пить надо больше, поскольку лишь водка способна отдраить с единственных, для нее одной рожденных всякую ржавчину, отбить всякий запах. Чтобы лицо возлюбленного туманом было подернуто. Когда розовым, когда голубым.

И это тоже любовь?

Да, и это любовь. С полным набором свойственных ей иллюзий. С той же самой биохимией.

И о замужестве уже вроде бы вопроса не стояло. Уже к пятидесяти приближалось. Точнее к сорока, но такая любовь – это год за три. Такое безоглядное расходование себя. Такая жизнь с постоянно колотящимся в груди сердцем: когда посмотрит не так, и когда посмотрит именно так, как в первый раз, когда посмотрит на другую, когда исчезнет, а потом вернется, когда не поймет, что для него старалась…

А в сорок всё кончилось. Любовь кончилась. Потому что уже на самом деле пятьдесят было. Гормоны кончились. Жизнь кончилась.

Жизнь кончилась, потому что кончилась любовь.

Любовь кончилась, потому что кончились гормоны.

Гормоны кончились, потому что кончилась водка.

Водка кончилась, потому что к власти пришел Горбачев.

К власти пришел Горбачев, потому что кончился социализм.

Социализм кончился, потому что люди устали любить по-старому.

Однако,

если бы люди были способны любить беспрерывно, как это удалось Елене, любить беспрерывно без вина, к сорока годам они представляли бы собой не менее печальное зрелище. Любовь и вино сжигают человека изнутри одинаково безжалостно.

Нет на свете никого красивее, чем люди без чувства страха, никогда не ощущающие приближающейся опасности. Природа уготовила им эффектную броскую внешность, которая отпущена лишь на годы детства и юности. Яркую, запоминающуюся. Чтобы помнили. Потому что хранить память о стариках глупо и нелепо. Ведь среди стариков нет ни одного, кто был бы полностью лишен чувства страха. Который в роковую минуту крепко сжимает сердце и отводит человека на безопасное расстояние от неминуемой смерти, вполне откровенной для других и неторопливой.

Андрей ловчил, занимался пустым самовнушением уже довольно давно. «Разобьешься!» – говорил он себе не менее ста раз, стоя на краю крыши двенадцатиэтажного дома. Но знание, не подкрепленное эмоцией, бесполезно. Ему по-прежнему было абсолютно безразлично: шагнуть ли в непонятную бездну или остаться здесь. Здесь и там – это было для него совершенно одинаково. Разницы он не ощущал.

И лишь распластанный на асфальте, обезображенный страшным ударом труп товарища, которого он легонько толкнул в спину, дал нужную эмоциональную закрепленность.

Тот же результат был получен, когда спихнул с платформы под последнюю электричку припозднившегося алкаша. Перерезанный пополам, с кишками, вывалившимися из живота, с отсутствием лица, на месте которого зияла черная дыра, уходящая в бесконечность. «Нет, я таким не должен быть ни при каких обстоятельствах», – размышлял убийца поневоле. Это прекрасно сработало, и Андрея уже не тянуло в метро сделать два бездумных шага вперед, навстречу приближающемуся справа притягательному голубому грохоту.

Любопытно, что все эти «эксперименты» с собственной психикой постепенно укрепляли в сознании Андрея ощущение раздвоенности. Он все чаще и чаще думал о себе в третьем лице – Он. «Он будет безобразен при падении с этой скалы», – заполнял он в своей душе пустоту, в которой должен был гнездиться нормальный физиологический страх, жалостью к абстрактному человеку, которого звали Он.

Но в мире существовало еще очень много того, что сулило непонятную смерть. Вода. И Андрей, не дождавшись естественного несчастного случая на диком пляже в Алупке, утянул на дно двенадцатилетнего пацана. А потом долго и с ужасом смотрел на его разбухшее тельце.

Существовали ножи, сулившие смерть. Боевое и охотничье оружие, вид смерти от того и другого, как выяснилось, значительно разнился. Были высоковольтные провода, бочки с кислотой, огромное количество ядов, удушение… И многое, многое другое.

Однако обойти непререкаемый закон жизни не удалось и хитромудрому Андрею. Смерть его оказалась, как это всегда случается с «бесстрашниками», нелепой и экзотичной, оставшейся на долгие годы в памяти как минимум двух поколений жителей микрорайона «Садовники».

Долго держать руку в пламени костра мешал лишь отвратительный запах паленого мяса. Мяса собственной руки. Руки, которая по милости матушки-природы, а скорее всего по небрежению ушибленных жизнью родителей, мало чем отличалась от клешни робота, бесстрастно и бесчувственно закручивающей гайки по часовой стрелке.

Однако более удачное и наглядное сравнение Джон подобрал с годами, уже миновав пору не только юношеской гиперсексуальности, но и всякого интереса к сексу. Джон уподобил прирожденное отсутствие чувствительных рецепторов на коже жизни в космическом скафандре. Когда все члены движутся, на что-то натыкаются, но импульсы от этих натыканий возникают лишь в суставах.

Кстати, о членах. Его фаллос также был полностью лишен сенсорной чувствительности. Менее настойчивый человек лет в 17 – 18 на этой почве вставил бы себе револьверное дуло промеж зубов и бесчувственным большим пальцем нажал на курок.

О молодость, молодость! – вспоминает уже изрядно поседевший Джон, сидя на веранде собственного дома, залитой вечерним солнцем. Глупая молодость, когда все мироздание сжимается до размеров небольшого отверстия, обрамленного большими и малыми губами.

Однако он в свое время нашел выход и из своего, казалось бы, отчаянного в отношении секса положения. Организм Джона внутри его тела работал безупречно. Женщины его возбуждали в самом непосредственном смысле этого слова. То есть головной мозг, залюбовавшись какой-нибудь сексапильной особой, посылал в нужном направлении совершенно конкретный приказ, в результате чего горячая кровь туго заполняла пещеристые тела. И возникала эрекция.