Михаил Галкин - Операция «Шмерц»

© Галкин М.Я., 2018

© ИПО «У Никитских ворот», оформление, 2018

Молодой, но очень популярный терапевт внимательно всматривается в результаты анализа крови на экране компьютера. Аналогичный текст – на листе передо мной. Стандартный набор прелестей шестидесятилетнего мужчины, прошедшего счастливые советские детство-отрочество-юность-молодость, лихие девяностые и беспредельные нулевые. Холестерол, сахар, липиды. А это что-то новенькое. В самом низу таблички непонятный мне акроним из трех буковок: PSA [1] PSA – Prostate Specific Antigen – специфический антиген простаты (англ.). .

– Что это, доктор? – интересуюсь я.

– А каким этот показатель был раньше? – отвечают мне вопросом на вопрос.

– Понятия не имею. Так что это?

– Это онкологический маркер простаты. Неужели никогда не проверялись?

– Никогда.

– Простатит, венерические заболевания?

– Никогда.

– Затруднения при мочеиспускании?

– Никогда.

– Потенция?

– Без патологии! – рявкаю я. Допрос порядком надоел.

– Давайте не будем паниковать раньше времени. Проконсультируемся у эндокринолога и сделаем МРТ малого таза.

– Доктор, я беременный?

– Мне нравится ваш подход к проблеме…

А мне нравятся молодые люди, у которых в глазах ум и профессионализм. Не по возрасту спокойная и уверенная девушка расписывает набор действий, необходимых для достоверного диагностирования. Ни у нее, ни у ее коллеги-терапевта не обнаруживаю даже намека на желание закошмарить и отжать (термины-то какие!) пациента, столь характерное для традиционной советской-российской медицины. Единственный раз улавливаю осуждение в тоне, когда она комментирует мое безответственное отношение к наличию онкологической наследственности.

Договариваемся повторить анализ крови через две-три недели и получаем неутешительный результат: PSA подтверждается и даже немного растет.

Вспоминаю совет одного московского врача: «Если будет необходима любая серьезная операция, то делайте ее не у нас, а в Германии или Израиле. Там всё поставлено на поток, а в России только и разговоров об уникальных достижениях». Звоню Родиону в Эссен, Северный Рейн – Вестфалия. Так случилось, что за последний год Родион весьма качественно организовал лечение около полудюжины моих знакомых, друзей и родственников. А одному не успел: иркутские специалисты оказались проворнее и быстренько спровадили человека в морг.

Родион на высоте. Всё организовано блестяще. Знакомлюсь: Профессор. Ураган! Жесткий ум, концентрация, темперамент. Никаких лишних вопросов, никакой воды в объяснениях. Ну просто живой скальпель. Сразу переходим на английский, укорачивая общение вдвое.

Обследования завершены с одной проблемой: доступ в мои вены открыт только избранным, поэтому возвращаюсь в гостиницу с изодранными руками, густо обклеенными пластырем.

Профессор в общем позитивен, но предостерегает от поспешных выводов.

Всё-таки мне понадобилось дополнительное обследование. Биопсия – не томография: полдня со мной беседуют урологи, анестезиологи и, конечно, сам Профессор. Всё объясняют на плакатах и схемах. Цели три: пациент должен понимать, что с ним будут делать, особенно под наркозом; пациент не должен бояться; пациент не имеет права водить автомобиль и подписывать юридически значимые документы в течение суток после выведения из наркоза. За каждое «должен-не должен» подписывается врач, подписываюсь я и подписывается Родион, так как здесь никакого английского – только немецкий и официальный перевод на русский.

У нас бы сказали: приговор. Операция неизбежна. Никакой спешки. Всё поймано в зачатке. В успехе мероприятия никто не сомневается, но меня честно предупреждают о возможных рисках, даже тех, вероятность которых один на миллион. В принципе, можно подождать год-полтора, но я настаиваю на скорейшем исполнении, и операцию назначают через месяц.

Страха нет никакого. Доверие к оператору базируется не только на знании его опыта, но и на просветительской работе, проведенной со мной в клинике. Понимаю, что будут делать, кто и когда. А человека в основном страшат только неизвестность и неопределенность.

Сегодня операционный день.

6:00 – по флотской традиции перед погибельным боем помылся, гладко выбрился и переоделся во всё белое: трусы из сетчатой лайкры с толстой бабьей прокладкой.

Очки, часы и кольцо сдал жене.

7:00 – возникла фрау Пупхен и добрила всё остальное.

7:10 – явился Царь, Бог и Господин – Профессор-оператор. Жизнерадостно объявил, что операция будет длиться не более трех с половиной часов. Основная задача – аккуратнейше отделить ОЧЕНЬ ВАЖНЫЕ НЕРВНЫЕ ОКОНЧАНИЯ (ОВНО), изолировать их, заморозить, а после элементарного удаления простаты снова заставить функционировать. Вот так и сказал: простатэктомия – обычное дело, а сохранение ОВНа – это ого-го! То есть иначе нихт трахеи, ноу факин!!!

И еще, забудьте слово «шмерц»: мы сделаем всё, чтобы не было больно.

Ну нет: этот термин мне необходимо держать в голове!

7:15 – прибыла бригада деловито сосредоточенных санитаров. Трогательное прощание с женой, прошлым и, на всякий случай, с будущим. Повезли в предоперационную и сдали четырем симпатичным анестезиологам, одетым в зеленоватые скафандры. Двое из них – предположительно апостолы Петр и Павел – склонились надо мной, но вопросов о земных грехах не задавали, а объясняли технику и технологию наркотизирования моего прекрасного тела. Двое других – помогающие им дамы – давали возможность последний раз взглянуть на незнакомых мне представительниц противоположного пола без всякой надежды даже на мизерную вероятность адюльтера.

Начинают ставить блоки катетеров для подачи анальгетиков и наркоза. Понимаю, что апостолы столь интенсивно общаются со мной только для улавливания момента исчезновения осознанной реакции на их просветительскую беседу. Держусь до последнего. Надеюсь увидеть оперирующий робот Да Винчи. В голову вливается мягкий аккордеон из недавно купленного альбома Alegria – саундтрека Cirque du Soleil. Музыка всегда защищает меня от стресса на подкорковом уровне. Всё. Плыву…