Фёдор Быханов - Часы из прошлого

Доктор с неподдельным сочувствием глянул на посеревшее от боли лицо красавицы баронессы.

– Сейчас у больного Пущина наблюдается, прямо-таки, классически выраженное расстройство сознания – полная отрешенность от окружающего мира, – произнёс Яков Михайлович, доказывая, что прекрасно знаком с ходом лечения, Экскаватора. – Он дезориентирован как в месте своего нынешнего пребывания, так и во времени.

Документы пациента поведали все, что могли и оставалось только вернуть их обратно в хранилище.

– Короче говоря, травматическое нарушение мышления с остаточной невозможностью правельных суждений, – закрывая серую панку со вшитыми доку. ментами, заключил главный врач. – Причем, все осложняется полным запамятованием событий, как происходящих в действительности, так и уже происшедших когда-либо.

Страшный. диагноз, вполне удручивший бы кого любого, надеявшегося на лучший исход, не повлиял, однако, на стремление важной гостьи добиться своего:

– Можно мне его увидеть? – снова прежним нетерпением загорелись глубокие темные глаза.

Такой поворот визита не совсем удовлетворил главврача. Яков Михайлович вдруг, с огорчением вспомнил, что «Экскаватор» именно сейчас занят важным делом – под обычным для него руководством завхоза больницы вскрывает грунт над аварийным участком теплотрассы. А потому, во избежании никому не нужных последствий такого непризентабельного зрелища, просто не может предстать перед глазами представительницы Международного Красного Креста.

Поняв это, раздосадованный невозможностью выполнить просьбу знатной гостьи, Грельман вдруг погасил радушие на своем лице и суховато заключил:

– Сегодня, к сожалению, нет.

Но, тут, же он вселил и надежду в душу собеседницы:

– Завтра – пожалуйста.

– Яков Михайлович, миленький, – вдруг совсем не по эти кету, а как это часто бывает среди обычных российских посетительниц, воскликнула госпожа Клостер-Фейн. – Хотя бы на мину точку разрешите на него посмотреть?

Она умоляюще сложила ладони перед своей высокой грудь, тем самым невольно смутив молодого ещё совсем мужчину не только самой неожиданной просьбой и тем, от кого она происходит:

– Даже издали.

Поняв по переменам в лице специалиста, баронесса продолжила натиск.

– Я никому ничего не скажу, – прикоснулась она рукой к локтю бородача, прикрытого рукавом белого как снег, врачебного халата. – Это мое личное дело!

– Ладно, будь так, как Вы желаете! – но сумев устоять перед столь страстным желанием свидания, согласился доктор. – Только предупреждаю…

– Не бойтесь ничего, – ещё более страстно заверила гостья. – Я, Вам, доктор, так за все признательна…

Вышли они вдвоем из главного корпуса уже не через парадные двери, где у высокой лестницы под колоннами стоял «Мерседес» иностранки, а противоположным – служебным ходом. К тому же, расположенном на иной стороне здания, откуда вела протоптанная дорожка к хозблоку и котсльной с высокой, рыжей от выгоревшего сурика, железной дымовой трубой.

Баронесса шла по, хрустящей под каблучками сапог мелкой щебенке, а доктор вышагивал рядом по тронутому первой изморозью газону, галантно держа над ней свой раскрытый зонтик.

Увлеченная своими мыслями, женщина будто и не видела, что радушного хозяина, накинувшего поверх белого халата легкий плащ, нещадно секут струи дождя, так и не прекращавшегося с утра ни на минуту. Обойдя стороной очередное строение, смотревшее на мир. как и все прочие, сквозь зарешеченные окна, они увидели наконец перед собой того самого Андрея Андреевича Пущина, занятого сейчас именно тем, чему посвятил последние двадцать лет своей больничной жизни.

Несмотря на промозглую погоду, он так и пышил жаром, хотя был бнажен по пояс, методично выбрасывая из широкой траншеи тяжелый грунт с вкраплениями в песок гальки и кусков шлака. Тем самым аккуратно очищая от естественной «теплоизоляции» бетонные плиты перекрытия теплотрасы. Разгоряченное мускулистое тело словно не чувствовало и всерьез зарядившего мелкого по-осеннему, дождя.

Рядом с раскопом стоял пожилой мужчина-завхоз, облаченный по погоде в грубую брезентовую плащ-палатку, чуть ли не содрагаясь в душе, при виде столь явной демонстрации закаленного организма «психа», он сам при этом безнадежно и безуспешно грелся затяжками, дымящейся в кулаке, папиросы.

Увидя необычную парочку – собственное начальство, семенившее обочь с миловидной дамой, Дьяков серьезно смутился. Бросил окурок в мокрый, выброшенный из траншеи песок, да еще и втоптал его поглубже подошвой ботинка. Двинулся было навстречу начальству, но Грельман остановил его властным движением руки:

– Мы, собственно, пришли взглянуть на Андрея Андреевича Пущина!

И снова имя этого психохроника сослужило худую службу посвященному в его судьбу человеку.

– На кого? – переспросил тот и тут же вспомнил, как зовут постоянного помощника, забираемого по утрам из палаты под роспись в журнале дежурной медсестры. – Это нашего придурка – Экскаватора, что ли?

При этих словах простодушный завхоз не смог сдержать улыбки, что появилась на его плотном, не очень чисто выбритом лице и от столь непонятного внимания к его «кадру». Впрочем, по мнению Дьякова, как было не появиться такой иронии, от странного, впервые услышанного им от самого главного врача, имени и отчестве своего «персонального работяги».

Только широкая улыбка, столь же стремительно погасла, как и появилась. Сказал завхоз, да тут же и поперхнулся. Замолчал и потупился во взоре, растерянно уткнувшись в буравчики злых глаз главврача.

– Андрюша, дорогой! – совсем не обращая внимания на их бессловесную дуэль, баронесса, не испугавшись сырого грунта под ногами, уже присела на корточки над траншеей, в которой все так же безостановочно работал Пущин.

Услышав свое имя, тот на миг отставил в сторону острейшую лопату и глянул вверх с нетерпеливым выражением, отвлеченного от любимой игры, ребенка. Но тут же гримасса недовольства сменилась уже льстивой улыбкой, когда Экскаватор узнал стоящего рядом с завхозом главврача. Все же память на начальство не умерла в нем, как все прочее способности травмированного мозга, закрепилась рефлекторно в потухшем навсегда сознании.

– Молодец, Андрей Андреевич, работай дальше! – неожиданно ласково похвалил его Грельман.

От этих слов улыбка на лице землекопа стала еще шире. И если бы не пустота но взгляде, баронесса узнала бы в нем того, к кому спешила так далеко от столицы. Не обращая больше ни на кого внимания, Экскаватор вновь вернулся к прерванному занятию. Словно играючи, отчего на широкой, накаченной трудом, спине волнами пошли узлы мышц, он выбросил тяжелый ком земли. Затем наклонился за другой такой же порцией, с хрустом вонзив штык лопаты в плотный грунт…