Татьяна Харламова - И бездны нам обнажены

– Да, но что же я всё-таки скажу людям? Кто ты, откуда? – опомнилась я.

– Ничего не говори, – пробормотала она, засыпая. – Я сама.

Она засыпала, держась за моё запястье, а я тихо сидела рядом, боясь её потревожить её. Наконец пальцы разжались, и дыхание стало ровным. Теперь я могла рассматривать её сколько угодно – уличные огни хорошо освещали лицо незнакомки. Но странное волнение, почти ужас охватили меня, и я почувствовала, что не могу, боюсь смотреть на неё. Что-то очень необычное было в этой спящей девушке. Её красивая головка, упавшая на ладошку, должна была отбрасывать на стену чёткую тень – так падал свет. Но даже намёка на эту тень не было. Бежать, скорее бежать отсюда. Возможно, утром всё будет по-другому. День разрушает то, что создаёт ночь…

Ощущение озноба не проходило. Максим тихо похрапывал, уткнувшись в подушку. Включив обогреватель, я немного согрелась, успокоилась и не заметила, как уснула.

Очнулась же от какого-то странного обжигающего тепла и потрескивания. Где-то звучала музыка. Дверь комнаты была распахнута настежь, и холл, громадный и просторный, продолжал её. Мебели почему-то в холле не было. На полу стояли десятки свечей в тяжёлых бронзовых подсвечниках.

Под монотонную музыку в танце тихо скользили пары, одетые в бальные платья и костюмы. Лица дам и кавалеров были скрыты масками. Если какая-то свеча начинала потрескивать, человек в чёрной маске останавливал ближайшую к ней пару, и те покорно опускались на колени. Я отчётливо слышала, как человек в чёрной маске задаёт вопросы толстой даме, похожей на торговку, несмотря на обтянувший её телеса бархат. Он спросил, доводилось ли ей предавать своих родных и близких.

– Нет-нет-нет, – запричитала она, и свеча на каждое её «нет» трещала всё сильнее, пламя билось, выгибалось дугой.

– Ты лжёшь, – тихо произнёс он. – Разве это не твои дети?

Два мальчика-близнеца в матросских костюмчиках подбежали к ней и с криками «мама!» обняли её, и видно было, как её лицо под тесной маской стало мокрым от слёз.

Один из мальчиков оттолкнул её и засмеялся.

– Ты помнишь, как привела нас вместе с братом в магазин и попросила продавщицу дать братцу мороженого и леденцов, а меня как будто и не замечала? Тогда я сам полез рукой в его кулёк, потом забился в угол и съел все его конфеты. Это было моё первое воровство. И ты мне тогда надавала оплеух.

– А теперь посмотри, что с ними стало, – человек в маске поднял свечу и направил свет в дальний угол холла. Там появились две тени. Я невольно содрогнулась – у одной из них была петля на шее и страшное, в кровоподтёках лицо. Другая тень, запрокинув бутылку, торопливо поглощала её содержимое. Было слышно, как булькает в горле портвейн. Осоловевшие глаза смотрели в зал, но ничего не видели.

– Они не знали материнской любви, и потому их жизнь так сложилась. Один, вор-рецидивист, умер в тюрьме, другой – спился, – отчётливо произнесла «чёрная маска». – Ты виновна в их бедах. Только пламя очистит тебя.

Прекрасная музыка Моцарта не заглушала его слов, а словно бы усиливала. И я с ужасом увидела, как женщина покорно приблизила губы к огню и как корчился и чернел её рот в этом страшном поцелуе.

А в глубине зала, в мягких отблесках свечей, скользила моя прелестная незнакомка. Она была единственной, кто танцевал без маски. Чёрные кудри её развевались, и мелькали при поворотах белые атласные ноги. Я любовалась ею. Там, где она танцевала, свечи горели ярче, вдохновеннее и ровнее.

И вдруг я услышала шаги. Человек в чёрной маске направлялся к моей спальне. Мне хотелось закричать, но чувство обречённости сковало меня.

Чёрная маска склонилась над постелью, в которую я пыталась поглубже зарыться.

– Идёмте танцевать! – приглашение прозвучало, как приказ.

– Но я… неодета! – прошептала я, кутаясь в одеяло.

– Ничего страшного, – усмехнулся он. – Ваша одежда – самая прекрасная, и вы хорошо это знаете.

Он отбросил одеяло. Абсолютно нагая, я встала, и он повёл меня за руку в холл. На нём была чёрная рубашка с погончиками, чёрные джинсы, и он слегка прихрамывал.

– Постарайтесь расслабиться, вы же так любите танцевать, – заметил он. – Если вы будете так напряжены, у нас ничего не получится.

Когда мы сделали первый круг, где-то рядом со мной сильно затрещала свеча. Мы остановились, и он поднял тяжёлый подсвечник с пола. Пламя обожгло мне лицо…

– Ты не выключила обогреватель! – крикнул он. Я сидела на постели, а рядом разгневанный Максим ощупывал раскалённый обогреватель:

– Совсем идиотка, что ли? Пожар могла устроить! Соображать же надо! – изяществом выражений он никогда не отличался, спасибо, хоть не матерился.

Вечером я всегда включала обогреватель, потому что не выношу холода. Но ещё ни разу в жизни не забывала его выключить. Что же со мной происходит? Во всяком случае, ясно, откуда «глюки» – девушка в шляпке, танцы при свечах и «чёрная маска». Обогреватель всю ночь стоял у моего изголовья и теперь полыхал возмущённым жаром. У меня раскалывалась голова, виски гудели. Слегка пахло палёным. Я осмотрела волосы – вроде бы целы.

Надо срочно выпить кофе покрепче. Это, пожалуй, приведёт меня в чувство.

Странно. У стеклянной кухонной двери я замерла, разве что не обратившись в соляной столб. Мне не следовало оборачиваться и вспоминать эту ночь. Из кухни доносилось два женских голоса. Хохот моей свекрови, которой всё нипочём, разбавляло звонкое юное щебетанье. Моя новоявленная родственница весело уплетала сырники, которые свекровь подкладывала ей на тарелку. Кажется, они друг с другом поладили.

– Как вкусно, я никогда этого не ела, – восхищалась девушка.

– Ешь, ешь на здоровье. Я давно не стояла у плиты, вчера пришлось выгнать горничную – такая нахалка, неряха оказалась, грязь развела, пахнет от неё ужасно, я просто задыхалась, когда она заходила в комнату, – тараторила свекровь. – Кстати, как тебя зовут? Ты просто прелесть. Я бы назвала тебя Лолитой или Лаурой, ты призвана вдохновлять. Детка, ты будешь украшением наших тусовок.

– Зовут? – задумалась вдруг девушка. Сделав долгий глоток кофе, она сказала:

– Многие называют меня Майя. Зовите и вы так.

– Майечка, а где живут твои родители, кто они? Хотя это совершенно не имеет значения. У тебя такие волосы! Мы нарядим тебя Офелией. Тебе пойдут белые и жёлтые цветы. В конце недели у меня соберётся вся элита города, и ты будешь гвоздём программы.

Девушка снова задумалась.

– Наверное, у меня амнезия. Я не знаю, кто мои родители. Я сейчас путешествую. Приехала из Израиля, там когда-то жила моя прабабушка.

Этого только не хватало! Поднос с чашкой подпрыгнул у меня в руке. Я распахнула дверь и увидела, что лицо свекрови тоже слегка вытянулось от последнего сообщения.