Кирилл Аксасский - Среднеградск

– Угрюм-Бурчеева, – выпалила Андрюшина вслух. А про себя добавила: «Пять». Короче, не помогло упражнение.

Крестов расхохотался опять, но, прямо скажем, без предыдущей степени искренности: этот продукт её остроумия показался ему острым, но не умным, а просто злым.

– Но это, Нелли Прохоровна, означает ведь ещё и то, что Вы наш Среднеградск считаете Глуповым. Обидно ведь для горожан-то наших. М-да-а, а вот эту фразу я запомнил наизусть с девятого класса: «Еще задолго до прибытия в Глупов, он уже составил в своей голове целый систематический бред, в котором, до последней мелочи, были регулированы все подробности будущего устройства этой злосчастной муниципии». Любите очень Михаила Евграфовича?

– Какого ещё Михаила Евграфовича?

– То есть как это какого? Салтыкова-Щедрина, конечно, того самого, который отец Угрюм-Бурчеева.

Андрюшина посмотрела на Крестова, но, встретившись с его откровенно смеющимися над ней глазами, сразу перевела свой взгляд на окно и свежевскопанную клумбу перед зданием администрации, слегка побледнела в лице, затем почти сразу густо покраснела, а потом, совершенно неожиданно для себя, не говоря уже об Иване Васильевиче, заплакала. Нет, не навзрыд, разумеется, но явно не по-женски (то есть, управляемо-самонаблюдаемо) – слезы текли по-настоящему. Она снова взглянула на него, попыталась улыбнуться, но от явной неудачности этой попытки слезы потекли сильнее, она всхлипнула и по-детски шмыгнула носом.

Крестов улыбнулся (слегка озадаченно, но весьма довольно), достал отутюженный носовой платок из кармана пиджака, положил его перед Андрюшиной и подобревшим голосом сказал: «Ну, Нелли Прохоровна, это совсем даже не профессиональный подход».

Потом он вышел в комнату отдыха и почти сразу вернулся, но уже с бутылкой массандровского хереса и рюмкой. Любимым фильмом Крестова была михалковская «Неоконченная пьеса для механического пианино» и со времени его первого просмотра он взял из него себе на вооружение этот рецепт доктора Трелецкого для лечения легких расстройств тонких женских организмов. Иван Васильевич жил на свете уже шестой десяток лет и понимал, что в предстоящих беседах с почти сплошь женским составом городской администрации подобные легкие расстройства неизбежны хотя бы по статистике. Поэтому микстуру Трелецкого он предусмотрительно утром взял из домашнего бара и сунул в портфель, а придя в кабинет, переставил в сейф. И, ё, она пригодилась сразу. По теории вероятности и такое возможно.

Крестов поставил рюмку перед Андрюшиной, налил до половины и процитировал чеховского доктора: «Это надо лечить хересом.»

Удивление Нелли Прохоровны действиями мэра, за которыми она всё-таки наблюдала сквозь слёзы, было столь велико, что они почти сразу и литься перестали.

– Я одна не пью. Даже в лечебных целях.

Крестов вздохнул, принёс вторую рюмку, налил столько же себе.

– Ну, давайте тогда уж за знакомство что ли и выпьем. Но рекомендую: лечебный эффект лучше достигается, если пить не торопясь маленькими глотками.

Они даже чокнулись почти беззвучно. И стали пить.

Андрюшина решила повторить психосамонастройку, но модернизировала её процесс: после каждого прилагательного надо делать глоточек. Крестов всегда потреблял свой любимый херес малюсенькими глоточками с паузами. И как-то само собой получилось, что их глотки следовали одновременно. Соответственно и мысли синхронизировались.

– Это же лошадь. Конь на шахматной доске.

– Зазнайка – раз.

Глоточки. Пауза.

– А лошади скачут буквой Г, ты что, Ваня, забыл.

– Литературовед – два.

Глото-о-о-чки и па-а-уза.

– Необъезженная совсем что ли. Ведь замужем, двое детей, здесь уже 19 лет.

– Пьяница – три.

Пауза подольше и глоточки побо-о-льше.

– Видимо несчастна и наглость использует как второе счастье.

– Теоретик – четыре.

Глоточки и-и-и пауза.

– Угрюм-Бурчеевым обзывается, а сама имя-отчество автора не знает.

– Идеалист – пять.

Хереса как раз на пять глотков-определений и хватило.

«Это Массандра!» – с восклицательным знаком произнёс Иван Васильевич, взял рюмки, бутылку и отнёс всё назад в комнату отдыха. Глянул там на себя в зеркало и подмигнул: «Ну что, будем объезжать лошадку.»

Крестов вернулся, сел напротив.

– Нелли Прохоровна, I hope you are okay now. Пожалуй, нам лучше сделать пока небольшой перерыв. Я ведь еще ничего и не сказал из того, что хотел, но Вы сейчас слишком напряжены. Это объяснимо и ничего страшного. Давайте вот как мы поступим. Поскольку Вы «сэкономили» мне целых 30 минут, то всё сейчас на них я и сдвину. А в половину первого возвращайтесь – нам обязательно надо договорить. Окей?

– Ну, давайте так.

Андрюшина встала и быстро вышла из кабинета.

«Полиглот – шесть», – захлопнула она дверь приёмной мэра.

Крестов связался с секретарём:

– Оксана Валентиновна, позовите следующего, а то у нас с Нелли Прохоровной перерыв потребовался.

– Иван Васильевич, а Ивин подъедет только к 101–5, как я ему назначала. Может быть тогда Привалова пригласить – он просился пораньше, если получится, а то у него какое-то выездное мероприятие сразу после обеда.

– Ну, давайте Привалова. И тогда график по остальным корректируйте дальше. Только учтите, что Андрюшина должна вернуться в 123–0.

Крестов положил перед собой «объективку» на Привалова.

«Маска, мы тебя знаем. Алексей Романович … 58 лет … родился и вырос в Оренбургской области … педагогический институт … в должности заместителя уже почти 18 лет … Общее руководство: … образование … культура … здравоохранение … спорт … молодежь … опека … несовершеннолетние … общественные связи … Председатель: совет по образованию; раз, два, … девять координационных советов; раз, два, … семь комиссий; так, ещё четыре рабочие группы, экспертный совет, оперативный штаб … М-да-а. Ё-ё-ё.»

Алексей Романович Привалов так до момента захода в кабинет мэра и не определился окончательно с тактикой своего поведения в разговоре с Крестовым: он опять не понимал чего-то важного в этом человеке, которого знал уже очень давно – с момента его приезда в Среднеградск из Новосибирска молодым специалистом. Привалов, будучи уже тогда не последним человеком в идеологическом отделе горкома КПСС, курировал и городское отделение всесоюзного общества «Знание», а с недавно влившимся в ряды лекторов общества Ваней Крестовым почти сразу стали возникать некоторые закавыки. Вся последующая биография Ивана Васильевича была хорошо известна Алексею Романовичу. «Зачем он вернулся в это здание?» – в который раз спрашивал себя Привалов и не мог дать понятного ему самому ответа на свой вопрос.