Ринат Валиуллин - Где валяются поцелуи. Венеция

– Да хватит вам уже, лучше подлейте варенья.

– То есть еще раз повторить про руки? Я вижу, вам много не надо.

– Да, двух достаточно. Вы всегда довольствуетесь руками?

– Я всегда обращаю на них внимание.

– А как же ножки? – указала своей на ножку стола Фортуна.

– Те, напротив, его требуют.

– А ваши учительницы были требовательны?

– Как во всех женщинах, в них капризов не меньше, а может, и больше. Учителя ведь любят отличников.

– Не только учителя. Все любят внимание и внимательных. Чему же они вас научили?

– Ждать.

– Ждете?

– Нет. Видимо, я плохой ученик.

– Это же должно быть приятно – ждать женщин?

– В общем или конкретную?

– Любимую.

– Наверное, не приятнее, чем ждать любимого.

– Но точно вреднее, потому что ожидание женщин старит. А ждать им приходится постоянно. Одним – чтобы он взял замуж, другим – чтобы он сначала развелся.

– Старость понятие относительное.

– Относительно зеркала. Я часто смотрюсь в него, до тех пор пока не найду то, что мне нужно.

– Есть что-нибудь перекусить? – снимал я туфли в прихожей, вернувшись домой.

– Только поцелуи, – повисла на мне Лучана.

– Какие вкусные! Сама готовила?

– Для тебя старалась. Откуда у тебя такая страсть к поцелуям?

– От голода. Смотри, что я тебе принес.

– Ой, рыбки. Как я хотела, золотые. Две?

– Да.

– Это мы?

– Нет, их одними поцелуями не накормишь.

– А желания исполняют?

– Те стоят дороже.

– Еще и аквариум… – увидела у меня в руках стеклянный прозрачный глобус Лучана.

– Да, они будут бороздить океаны. И камни, и корм, и термометр для воды.

– А это что, растения?

– Цветы тебе.

– Спасибо! – впилась она в меня.

– Надо будет посадить их на дне. Налей куда-нибудь воды. Она должна отстояться.

– Большая кастрюля подойдет? – кричала мне уже из кухни Лучана.

– Да, вполне.

– Кстати, почему ты ходишь в квартире голая?

– По твоим инстинктам. Теперь ты понимаешь, что нас сближает?

– То, что мы никогда не будем так нужны другим.

– Коварный, знаешь, как женщине угодить, где рукой провести, где словом, где рыбками озолотить.

– Что же в этом коварного?

– А то, что многим этого недостает… Ты долго будешь меня любить? – наблюдала она за рыбками в баночке, которые теснились за стеклом.

– Не знаю, пока не накормишь.

– Что значит «не знаю»?

– Я не знаю, что такое любить.

– Не прибедняйся, тебе ли не знать, – проводила она меня на кухню, где уже был накрыт ужин.

В зеленых лугах салата пылала страстью баранина. Я сел над ней и стал вдыхать аромат.

– Что же ты не ешь?

– Нечем.

– Извини, я тебе вилку не дала.

– Ничего, ты можешь покормить меня с рук.

– Боюсь, – оторвала она кусок от листа салата и сунула мне в губы.

– Чего? – проглотил я зелень.

– Вдруг ты привыкнешь и станешь совсем ручным, – протянула мне вилку и нож.

– Не стану, поэты дрессировке не поддаются.

– А как же музы. Уж они-то способны. Тебе никогда не приходило в голову, что я красива? – оторвалась она от рыбок и посмотрела на меня.

– Приходило, но не в голову.

– Просто смотрю иногда на себя в зеркало и не узнаю. Знаешь, как я боюсь?

– Чего?

– Стать взрослой женщиной. Мне все время кажется, что прошла не одна бессонная ночь, а тридцать лет. Потом думаю, зачем смотрела, добрые люди и так расскажут.

– Женщины все такие чувствительные? скользнул я рукой от шеи по груди к ее соску.

– А ты как думал? Прикасаясь к моей коже, ты трогаешь душу. У меня мурашки.

– Это чувства пошли на работу.

– Знаешь, что меня больше всего пугает?

– Что в какой-нибудь замечательный день ты забудешь меня поцеловать, и я умру от нехватки тебя.

– Не говори глупости!

– Тогда обещай, что и ты не совершишь их.

– В таком случае вы знаете, в чем секрет вашей красоты? – Павел подлил клубничного варенья в беседу.

– Я стараюсь понравиться только одному человеку, – ответила Фортуна.

– Получается?

– Довольно сносно. Ко всему можно привыкнуть, но когда привыкают к твоей красоте, твоей молодости, твоей страсти, начинаешь чувствовать себя стиральной машиной, духовкой, пылесосом. Одним словом, предметом быта, главная функция которого – поддерживать порядок. Становится безнадежно тоскливо, что жизнь уходит, потому что ей с тобою не интересно. Поэтому, как всякая молодая особа, я люблю приключения.

– Любовные?

– Куда уж там! К сожалению, то, что в обычной жизни выглядит безобидным развлечением с парой-тройкой поцелуев, в семейной приобретает масштабы самого страшного преступления.

После этих слов кукушка вылетела из своего убежища и сообщила, что уже полночь.

– Я еще в самом начале хотела спросить, откуда у вас такая прелесть?

– Всегда хотелось завести домашнее животное, но ввиду частых поездок по работе остановился на этой птице. Выгуливать не надо, служит верой и правдой.

– А чем вы ее кормите?

– Временем.

– Своим?

– Да. Сегодня вот она вашим поужинала.

– Удобно. Ей там не душно, в этом скворечнике?

В ответ Павел открыл балкон. Вечерний ветер начал трепаться с занавеской о чем-то своем. Та, обольщенная таким вниманием, отвечала ему взаимностью, смущаясь и кокетничая, пытаясь всячески выразить одну только фразу: «Я не такая». Всякий раз, когда невидимые сильные руки ветра порывисто подхватывали ее стройное тонкое тело, она вырывалась со словами: «Ну что вы себе позволяете?» Каждый из них понимал, что надо решаться, потому что неизвестно, когда еще они смогут так же свободно, непринужденно миловаться. Окно может закрыться в любой момент, и тогда жизнь разлучит их, сделает далекими, и они не смогут общаться так искренне, сожалея об упущенных возможностях, поглядывая друг на друга холодным стеклянным взглядом.

– Спасибо, так лучше. Словно прохладный бриз с моря, – вдохнула свежего воздуха Фортуна.

– Но это еще не Венеция. Вы там бывали?

– Нет, но часто очень хотелось сесть в эту лодку.

– Почему лодку?

– Венеция всегда представлялась мне гондолой, которая покачивается на волнах любви и спокойствия. И купол ее собора, словно фигура гондольера в белой рубашке, одиноко возвышается над миром и спокойно ведет свой кораблик, постоянно принимая туристов на борт, угощая их достопримечательностями, потом высаживая, чтобы пригласить новых. Он течет по реке времени вместе с ним и поэтому не ощущает его. Лишь изредка, когда боли в спине тревожат его, напоминают ему, что он уже не мальчик, что в скором времени с ним станет неинтересно… Мне тоже его постоянно не хватает, – посмотрела на настенные часы Фортуна.