Юрий Гилерович - Страницы жизни

В тесную компанию приятных и общительных людей этой организации, проводивших свои праздники весело и непринужденно, большей частью у нас дома, входили Самуил Исаакович Аграчев, Ксения Давыдовна Бровкина, Иосиф Давидович Левин, Мария Евгеньевна Максимова, Евгений Петрович Семенов, Елена Владимировна Шелковникова, молодежь – Лев Шагал, Наташа Бутовская, Модест Вайсбурд и другие.

Наверно стоит упомянуть и еще одного сотрудника Это – Константин Хрисанфович Муравьев. Появился он в ПМТ №5 после разжалования из генерал-лейтенантов, начальника Военной академии связи.

Причина разжалования мне неизвестна. Толя Брискер в своих воспоминаниях называет причиной «ошибки в кадровых вопросах», имея в виду использование лиц еврейской национальности. Так это или не так не могу судить, но в быту существовала другая версия. Ему было предложено расстаться с дачей, построенной в Репино силами солдат. Он отказался и выложил партбилет на стол. В 1953 году пошла реабилитация, власть сменилась и ему вернули и ордена и воинское звание, предложили командовать войсками связи Закавказского военного округа, но он предпочел стать ректором Института связи им. Бонч-Бруевича.

Вспомнилось мне это сейчас, спустя 50 лет, после посещения дач и коттеджей, которые приходится страховать и когда никого уже не удивляют дворцы с бассейнами, зимними садами и пр. Но тогда, в 1953 году, когда мы с мамой посетили его на этой даче, обнесенной железным, кованым забором на территории в несколько гектар с прекрасным лесом, надворным постройками и средствами механизации, все это не укладывалось в сознании рядового труженика эпохи советского социализма с его равноправием.

Мама – это слово святое. Дав начало своему чаду, любая мать растит, воспитывает, заботится о нем на протяжении всей жизни. С момента моего рождения мама старалась постоянно быть со мной везде и дома, и на отдыхе, в Сегеже с опальным отцом и в Вычелобке в 1939 году. Она навещала меня в пионерских лагерях, приехала в Одессу специально, чтобы быть поближе ко мне, когда я был там в лагере-санатории. Вместе с ней мы провели отпуск под Киевом в местечке Ирпень в голодный 1946 год и совершили изумительную поездку в Тбилиси в 1950 году, где по пути я впервые увидел и познакомился с Черным морем. Она провела свой отпуск в доме отдыха в Репино вместе со мной после окончания школы, специально чтобы я мог отдохнуть и спокойно подготовиться к поступлению в Институт.

Естественно, что все тяжелые годы эвакуации в Казани я провел вместе с ней. Помню ее искаженное ужасом лицо, когда по дороге в Казань во время бомбежки поезд остановился, а затем быстро тронулся и я не успел подняться в свой вагон и бежал за поездом пока кто-то из следующего вагона не схватил меня за шкирку и не втянул в него. Вернулись мы с ней из Казани с первым поездом, который пошел из Москвы после снятия блокадного оцепления. На вокзале встречал отец с машиной. Увидев нас, водитель, находившийся до этого в блокадном городе, спросил: «Товарищ капитан, а откуда ж они такие?». Пережив в Казани туберкулез, мама страшно переживала и сделала все возможное, чтобы помочь мне, когда у меня обнаружили эту болезнь.

Она всегда следила за тем, чтобы я был аккуратно одет и накормлен. Из множества блюд, которыми меня баловали, в памяти осталось коронное блюдо на завтрак перед школой – творог с вбитым в него яичным желтком. А еще запомнились «стиляжные» ботинки на толстой белой микропоре, которые мама доставала какими-то путями, чтобы угодить желаниям своего чада.

Мама отличалась несомненной красотой. И ее красота сохранилась и не увяла до выхода на пенсию. Конечно, она не была похожа на современных длинноногих див на подиуме, но пользовалась несомненным успехом в молодости, о чем свидетельствуют множество фото на память, и у сотрудников в зрелом возрасте. Отец всегда был готов исполнять все ее пожелания. Мой товарищ по школе, Саша Синдеев, спустя 50 лет после окончания школы признался мне, что был безумно влюблен в нее.

У нее был прекрасный вкус. Она умела красиво и элегантно одеваться даже в то непростое послевоенное время. Поражало ее отношение к своим туалетам. По окончании сезона все аккуратно чистилось, заворачивалось, пересыпалось нафталином и убиралось в шкаф. Ее шубка из «лейпцигского меха» (стриженый котик), которой она так гордилась, подвергалась реставрации у лучших скорняков, так как такого меха нигде было не достать, по-моему, и сейчас хранится упакованная в шкафу.

Бережное отношение к вещам распространялось не только на туалеты, но и на предметы домашнего обихода, независимо от того будь то мебель или садово-огородный инвентарь. В доме два раза в год натирались полы с воском. До войны это делал полотер; после – сами. Сейчас этот культ утрачен. Умение хорошо одеваться она прививала и мне. Тогда не было нынешнего изобилия массового ширпотреба. Костюмы и пальто шились на заказ, и это делалось в лучших ателье в Гостином дворе из материала не абы какого, а обязательно ратин или шерсть, которым сносу нет до сих пор. Это все организовывала мама.

Со смертью бабушки ведение домашнего хозяйства перешло в ее руки. Надо сказать, что она успешно справлялась с этим, переняв в полной мере умение вкусно готовить. Непременным антуражем праздничного стола была сервировка, и к ней у мамы было особое отношение. Помню, как в те годы, когда никакой посуды не было в магазинах, она охотилась за столовым и чайным сервизами, подбирая в тон рисунок. Сколько было счастья, когда в доме появился столовый сервиз с большой суповницей. Правда, мы никогда из нее не ели. А хрусталь! Хрустальные рюмки и фужеры – это был фетиш. И не дай бог разбить их.

В доме всегда отмечались праздники: домашние (дни рождения и Новый Год) и традиционно – 7 Ноября и 27 января. Первое Мая не располагало как-то к широким сборам за столом. Приближалось лето, было тепло, и нет надобности в домашнем уюте. Иное дело 7 Ноября. После демонстрации всем хотелось расслабиться и согреться в домашней обстановке. За столом в этот день обычно собирались кроме домашних (нас и Любы с Сережей) кто-либо из друзей. В послевоенные годы бывали Давыдовы (соседи и друзья по Любиной довоенной квартире), Кирилловы, Татьяна Григорьевна и Константин Иванович, кто-либо из приезжих командированных. В последние годы за столом появились мамины друзья по обществу садоводов-любителей.

Совсем иное дело 27 января, Это день снятия блокады Ленинграда и мамины именины (Нинин день). Это был мамин праздник. Она была «королевой бала». Собирались преимущественно сотрудники. Веселая и жизнерадостная компания, не менявшаяся в течение всех лет: Аграчев, Семенов, Левин, Деречинский, Бровкина, Максимова, Шелковникова, Модест Вайсбурд, Шагал, Бутовская. Закуска на столе менялась от картошки, селедки и водки, обычной закуски для послевоенного времени, до современного стола, но неизменными были смех, шутки и веселье.