Грейс Одли - Если ты мне веришь. Однажды твои мысли станут реальностью

– Зачем же вы себя так ведете, Кристен? Будет лучше, если вы мне спокойно все расскажите, разве не так? – ожидая адекватного ответа, я снова замолчал. Может, в тишине, девушка сможет хорошо продумать свой ответ и выдасть его мне.

Кристен повернулась ко мне и, откинув мешавшие ей волосы резким движением, ответила:

– Если я расскажу вам все, что было со мной, ведь вы все равно не поверите, доктор. Я здесь, в сумасшедшем доме, значит я больная. Я могу быть собой, не думая о том, что подумают обо мне люди. Ведь здесь все такие.

– Это ваше обычное поведение, мисс Раян? – продолжил в серьезном тоне я, хотя почувствовал, что мой голос начинает смягчаться. Но такого я никак не предполагал.

Девушка сделала пару неудачных попыток встать с пола, но ей неудавалось. В это время, я заметил, как безнадежное лицо Кристен мгновенно превращается в лицо, казалось бы, самого счастливого человека на свете. Вероятно, это пошло ей на пользу.

Наконец, я помог девушке подняться, и она одобрительно кивнув, бесшумно подошла к окну и провела задумчивым взглядом по стеклу.

– А вы как думаете, мистер Норвингтон? – с усмешкой спросила она. Но вряд ли девушка ждала от меня ответа. В этом я был благодарен мисс Раян, потому что ответить я бы все равно не смог. Даже если бы Кристен удостоилась честью дать мне время на раздумья.

Время подходило к обеду, пациентам пора было на прогулку. Но Кристен пока нельзя было отправиться на улицу. Из за этого настроение девушки мгновенно ухудшилось.

– Когда мне можно будет прогуляться? – обиженно спросила она, повернувшись. Я загадочно обвел весь силуэт девушки, а уж потом ответил:

– Когда вы, наконец, расскажите, по какой причине вы оказались здесь. А пока вам придется посидеть в этой душной палате, – я наиграно разкашлялся, показывая, что мне и самому становиться нехорошо от такой духоты. Девушка явно поверила этому.

– Хорошо, мистер Норвингтон, думаю, завтра я буду готова вам все рассказать, – зевнула Кристен. И я сразу понял, что прошлая ночь оказалась для девушки достаточно тяжелой. И что теперь ей нужен был отдых.

Кажется, мисс Раян поняла то, что я не решил оставить ее. По крайней мере, на тот день. Даже тот небольшой диалог был для меня, да и для Кристен большим достижением. Ведь именно тогда и начиналось все самое интересно.

Мне кажется, тогда ко мне снова пришло то чувство, когда я любил свою работу. В любом случае, мне поскорее хотелось, чтобы наступил следующий день.

Распрощавшись со своей пациенткой, я в прекрасном расположении духа снова отправился в свой кабинет.

Порой, я был уверен, что эта девушка сумасшедшая, и ей необходимо лечение, но наступали моменты, когда в мою уверенность вмешивалось сомнение. Я метался между правдой и ложью, но никак не мог разобрать, а правильно ли я сужу? Может, на Кристен наваливались приступы бешенства, а может она притворялась? Я был в полнейшем замешательстве, мои мысли совершенно перепутались между собой, заведя меня в ловушку. Но единственной радостью было то, что я снова начал видеть хоть какой – то смысл в своей никчемной жизни.

«Мне тоже не помешает свежий воздух», – сказал я сам себе, стоя посреди палаты Кристен. Похоже, я тоже начал сходить с ума.

24 сентября 1982 года

– Все началось с той самой весны, когда я лишилась матери. Это был самый ужасный день в моей жизни. Тогда мама уже не встречала меня из школы.

Таял снег. Вокруг расцветали цветы и деревья. Теплый ветер ласкал прохожих, а иногда даже играл с волосами дам. Я шла со школы домой. Уроки тогда пролетели не заметно, наверное, все потому что я ждала, когда мы с мамой пойдем в тот небольшой заброшенный парк. Лавочки там давно потеряли свой цвет, стали тусклыми, кое – где вылетели доски, торчали гвозди. Тропинка понемногу зарастала. Редко, кто ходил через тот парк, едва ли увидишь одного человека в день, который спрятался за большой воротник и, неуклюже шлепая по лужам, пытался пройти быстрее обычного.

Нам с мамой очень нравился этот парк. Там было тихо. Никто не мешал нашим разговорам. Мы всегда приходили туда, садились на одну из лавочек, которая, по нашему мнению, выглядела лучше других, доставали соленые крекеры и болтали совершенно ни о чем.

Когда все крекеры были съедены, мы, молча, шагали по парку, держась за руки. В эти моменты, я словно становилась взрослее. Мысли мои были сходны с мыслями тридцатилетнего человека. Я думала о жизни, о ее смысле, для чего мы здесь и кто я.

Я любила ее. Любила свою мать. Любила не только за то, что она меня родила и воспитала, но еще за то, что она мне была помощником в этой жизни. Она мне была настоящим другом. Мама всегда меня слушала, понимала, давала советы. У нас не было с ней секретов друг от друга, словно мы одно целое, одна душа в двух телах.

Я шла, улыбаясь, домой. Я уже точно знала, какие вопросы задам матери. Она знала ответы на все мои вопросы, пусть иногда даже я не понимала смысл своих слов. Моя мама очень любила крылатые фразы и метафоры. Но это лишь придавало заинтересованности к ее словам.

Уже издалека я заметила машину скорой помощи возле нашего небольшого домика, сплошь покрытого зеленым плющом. Мое сердце заподозрило что – то такое, что мне должно было совсем не понравится. Я испугалась. Всерьез испугалась. Это был настоящий испуг взрослого человека. Даже сейчас, когда я вспоминаю тот жуткий день, мое тело сплошь покрывается мурашками.

Я взглянул на тело Кристен. Она действительно дрожала. Но совсем не от холода. Она пересела с кровати в угол комнаты и снова зажалась, как в первый день ее прибытия, обхватив колени руками. Кристен начала трястись и зловеще смеяться.

Честно говоря, и по моему телу тогда от той картины пробежала дрожь. Она с такой силой ринулась по моему телу, что я, вероятно, издал какой – то звук, похожий на воздыхания умирающего человека.

Кристен тоже испугалась и тут же подняла голову, чтобы узнать, в чем дело. Но она боялась совсем недолго. Буквально уже через несколько мгновений я заметил снова подступившие слезы к глазам девушки.

– Кристен, – тихо проговорил я, – с вами все в порядке?

Девушка молчала. Тогда уже ясно было видно, что она плачет, но, не издавая ни одного звука. Наверное, не хотела, чтобы я снова увидел ее слезы. Хотя мне давно уже стало понятно, что Кристен просто не хотела, выглядеть жалко.

Я решил подождать пару минут, уставившись в окно, на котором была повешена железная решетка. Может, тогда девушка успокоилась бы без моей помощи. На самом деле, я не терпел плачущих людей. А уж разговаривать с ними или того хуже – жалеть, просто не мог. До того они казались мне такими безпомощными. В самом наихудшем смысле этого слова.