Виктор Кустов - Провинциалы. Книга 5. Время понимать

Так и не успокоилась, не стала до конца мирной Чечня. Все понимали, что процесс возвращения к мирной жизни здесь будет долгим. Неспокойно было и в других республиках, окружавших Ставрополье. Фактически край, особенно его восточные районы, так и остался прифронтовой зоной. Привычным стало неведомое в недавнем прошлом и вовсе невообразимое в Советском Союзе понятие «терроризм».

Да и много еще чего появилось и, несмотря на очевидную опасность для жизни человека и для существования государства, стало входить в повседневность, незаметно обретая привкус обыденности.

Так к безудержной страсти подрастающего поколения к пиву, подогреваемой пивными фестивалями, добавилось широкое распространение наркотиков, активно пропагандируемых так называемыми «борцами» с этой пагубной привычкой, старательно возводимой в ранг болезни, чтобы оправдать безволие.

На смену трепету любовных переживаний и романтике ухаживаний пришло то, что на Западе, с которого теперь брали пример во всем, прежде называли свободной любовью, а в новых реалиях – без прикрас, безвкусным словом «секс» или примитивным, но медицински необходимым удовлетворением физиологических потребностей. Отрицающая любовь, семью и продолжение рода, эта потребность прикрывалась понятием «гражданский брак», как правило, не предполагающим длительных отношений и создания настоящей семьи.

Впрочем, Жовнера и его сверстников это тревожило только теоретически, из опасения за будущее своих детей и внуков. Правда, Светлана вышла замуж по любви, стала женой после регистрации брака (сказалось все же ретроградское семейное отношение к этому вопросу) и родила в начале нового века им внучку. Так что их маленькое семейное государство еще противостояло разлагающим веяниям, все более охватывающим большое государство, в котором они все жили.

За минувшее десятилетие иллюзии, с которыми он когда-то приветствовал перемены, рассеялись: то общество, которому они еще совсем недавно завидовали и стремились подражать, оказалось не столь уж и гармонично. Лишь одно было бесспорным достижением этих лет: возможность говорить то, что думаешь, не только на кухнях и заполненные всякой всячиной магазины.

Правда, говорить стало как бы и не о чем, а на покупки у большинства населения не было денег. И уходящие в прошлое дни, месяцы, годы проблем нового общественного строя не уменьшали и даже наоборот, усугубляли, вселяя неуверенность в завтрашнем дне.

Непроизвольно сравнивая оставшийся в прошлом социалистический строй, начало перемен, самое начало девяностых годов и наступившие дни, Жовнер приходил к неутешительному выводу, что все усиливающаяся фискальная политика, умножение чиновничьих служб, неплохо живущих за счет налогов небогатого, если не сказать нищего, населения и повсеместно к тому же мздоимствующих, сдерживают развитие общества. Та свобода предпринимательства, которую они пережили в начале девяностых, теперь все более приобретала черты утраченного идеала. Та стена, которая начала отделять плодящихся чиновников всех мастей, законодательные и исполнительные структуры от работающих, созидающих новую страну граждан, становилась все выше и толще.

Вновь, как и в советские времена, он стал ловить себя на чувстве неуважения к власти, на несовпадении собственных интересов и интересов окружающих его людей с деяниями тех, кто взялся строить новое государство по своему вкусу. Этот вкус уж слишком очевидно принадлежал тем, кто бесстыдно присвоил и продолжал присваивать общенародное богатство, а теперь усиленно насаждал свою мораль, в которой обманывать, красть и даже убивать считалось оправданной необходимостью.

Но все же еще оставалась надежда, что и новый президент, сменивший больного Ельцина, и новые министры понимают гибельность подобного пути и выправят движение общества в действительно справедливое и счастливое будущее.

Понимая, что главное направление задается в столице, в провинции люди все же надеялись на своих непосредственных руководителей, депутатов, губернаторов. Но правительство края, практически утратившее коммунистическую идеологию, которая, собственно, и позволила губернатору победить на выборах, инициативой и самостоятельностью особо не отличалось от прочих, быстро забывших наказы своих избирателей.

Через пару лет после выборов молодой и энергичный губернатор, хорошо помнящий свою комсомольскую кипучую юность и ностальгирующий по ней, окруживший к этому времени себя своими бывшими комсомольскими соратниками, вернул из прошлого многие навыки коммунистического управления, но не привнес ничего нового. Особенно он любил перерезать ленточки на торжественных мероприятиях, которые теперь сопутствовали даже незначительному событию. Как говорили в народе, он готов был торжественно открыть даже общественный туалет, правда, в действительности такого не случилось, но вот баню сей государственный муж как-то открывал…

С одной стороны, эти игры и потуги властей имитировать бурную деятельность и заботу о населении Жовнера особо не интересовали, но с другой – он никак не мог от них отстраниться. У него были странные отношения с властью. Как-то знакомый астролог посчитал его гороскоп и сказал, что согласно вселенскому закону их взаимоотношения (его как личности и власти как института) похожи на отношения двух не стремящихся друг к другу, но находящихся все время в поле зрения людей. Что с его стороны преобладает любопытство и критическое отношение к тому, что делает наделенный властью человек любого ранга, а со стороны властных структур, в том числе и репрессивных, преобладает настороженное внимание.

Если с этой точки зрения проанализировать прожитые годы, то, похоже, так и есть. Без сомнения, он всегда критически относился к тем, кто брал на себя роль лидера, всезнающего и непогрешимого проводника в жизненных перипетиях. В институте, с одной стороны, был активным комсомольцем и даже членом комитета комсомола, а с другой – создал тайное общество, где критиковали власть, связался с диссидентами и попал в список неблагонадежных.

Потом работал в газетах – идеологических институтах, подконтрольных и опекаемых властью, и даже прошел профилактическую устрашающую головомойку органов госбезопасности. В партию никогда не рвался, не разделяя ни атеистической веры, ни коммунистической программы, вступил исключительно по необходимости – должность была номенклатурная, а с приемом в ряды КПСС вышла по настоящему анекдотичная (из серии политических) история, когда условием получения партбилета стала смена места работы и жительства. Старался помочь коммунистам сохранить власть, а в конечном итоге был занесен в список ярых демократов. Даже когда Виктор Красавин, с которым в молодости немало дебатировали о будущем государственном устройстве, стал вице-губернатором, Жовнер так и не сблизился с властью, ничего не поимел от краевого пирога (впрочем, как и сам Красавин), в отличие от большинства, имеющих доступ к власти и бюджету. При новом губернаторе-коммунисте тем более не стремился приблизиться к власть имущим. Хотя отношения и связи со многими, кто теперь там работал, остались.