Бела Фаркаш - Ужас – рядом с нами!

– Время поджимает, блин – пробормотал Игорь и поспешил выключить ноутбук. Пока система отключала все устройства, подчиненные ей, парень уже надел куртку, взял все необходимые вещи и начал обуваться. Зашнуровав ботинки, он закрыл двери в квартиру, и затем сделал то же самое с входной дверью. Чуть позже он уже летел по ступенькам к выходу на улицу.

«Хорошо, что институт всего лишь в двадцати минутах ходьбы» – подумал парень, вытаскивая наушники.

Спустя полчаса Игорь уже шёл по тёмным коридорам корпуса в поисках нужной аудитории. Чувствовал он себя так же, как любой другой человек, который куда-либо опаздывает и, при этом – уже продумывает сценарий своего оправдания. Наушники уже покоились в сумке вместе с отключенным плеером. А вот и нужная аудитория – табличка с номером «208», прибитая чуть выше центра массивной двери. Парень с усилием потянул ручку и оказался в аудитории.

За столом сидел сухощавый немолодой мужчина в чёрном свитере с воротом. Он читал лекцию по теме «Новая история Европы». На огромной доске, находящейся позади него, было написано несколько дат и событий, связанных с ними, а на чистое пространство были прикреплены карты и портреты исторических личностей. Когда парень вошёл, то ожидал чего-то вроде:

– Молодой человек, как вам не стыдно опаздывать на пары?!

Уже морально подготовившись, парень весьма удивился, когда Владимир Петрович остановился, и словно приглашая, произнёс:

– Садись, Игорёк – и добавил – И постарайся больше не опаздывать.

– Хорошо – невнятно пробормотал Игорь и поспешил занять свое место.

«Этот день будет продолжаться вечно» – решил парень, сидя на своём месте и краем уха слушая лекцию. У парня было совершенно подавленное настроение, ему всё казалось скучным и недостойным внимания. Обычно лекции были для него местом, где можно было задать какой-нибудь вопрос по предмету и даже немного поспорить с преподавателем, чтобы показать, что не он один знает предмет. Лекции для него проходили легко, быстро и без особых усилий. Но не в этот раз. Сейчас они были для него даже скучнее, чем мировая олимпиада по шахматам или «Санта-Барбара». Игорь делал вид, что слушал Владимира Петровича, но мысли его витали очень далеко, и были они совсем не о Европе в 60-е годы XX века.

Ему с детства нравилось делать две вещи: рисовать и писать. Со всем остальным, конечно, он тоже ладил неплохо, но не обходилось и без обидных моментов. Иногда в школе ему иногда попадало, кода учитель замечал, что он рисует вместо того, чтобы слушать его урок и записывать то, что ему диктуют. Но такое бывало не слишком часто, и, в основном, школьные учителя его любили. В школе о нём говорили так:

«Может, но не хочет».

Конечно, если надо было, он мог поучаствовать в олимпиаде, и на конкурсе каком-нибудь выступить, но самому Игорю это было нужно больше для поступления, чем для того, чтобы создать в глазах учителей образ некоего «идеального ученика».

С сочинительством у него всегда были особые отношения. Каждый раз, когда он писал сочинения, учителя всегда восхищались его оригинальным взглядом на мир. Секрет был очень прост: паренёк просто получал удовольствие от того, что он пишет и может с кем-то поделиться своими мыслями. Но с художественным письмом ему повезло куда меньше. В этом отношении его писанина часто была на уровне любителя, и лишь несколько его «рассказов» действительно получились на славу. Игорь даже сохранил эти листки, вырванные из тетради в клетку Бог весть когда и исписанные мелким почерком. Для чего? Этого он и сам до конца не понимал. Иногда он мог в любой момент достать из дальних закутков своего стола эти листки и читать «произведения» школьной поры, ограничиваясь снисходительной улыбкой.

Что касается рисования, то здесь сыграл свою роль его отец, Максим Иванович. Он сам хорошо владел кистью, и даже какое-то время давал частные уроки рисования детям за символическую оплату. Первое время всё шло хорошо, но через год он разочаровался в этом и понял, что учить детей – не его дело, после чего – распустил группу. Маленькому Игорьку очень нравилось смотреть, как работает папа, и однажды он попросил отца научить его рисовать так же, как и он. Папа дал ему пару базовых уроков, а все остальное (рисование портретов, пейзажей и прочего) Игорь нарабатывал благодаря долгим месяцам занятий. Оттачивая свое мастерство, он нарисовал сотни, если не тысячи этюдов. Никто не помнит, сколько десятков, если не сотен, листов бумаги, сколько десятков пачек карандашей было сточено во время этих занятий.

Да Винчи из Игоря не получилось, да и сам он не слишком стремился им стать. Ему просто хотелось делать «не хуже, чем папа». Спустя несколько лет тяга к сочинительству пропала, а на рисование оставалось все меньше и меньше свободного времени. Нужно было определяться с дальнейшей судьбой, и Игорь сделал свой выбор. Он подал документы в университет, выбрал исторический факультет, и, несмотря на то, что за 3 года он несколько раз всё же жалел о своем выборе, в целом ему нравилось здесь учиться.

Но сегодня всё пошло наперекосяк. Игорь сидел и клевал носом. Пока лектор рассказывал им о том, что происходило в Восточной Европе 60-х, красные глаза Игоря смотрели в окно. Ему так хотелось злобно прошипеть:

– Хватит! Перестань меня мучить.

Словно услышав его мысли, через полчаса лектор закончил читать и распустил всех студентов по домам. Игорю только это и надо было. Через пять минут аудитория уже полностью опустела. Игорь спешил домой, словно он не был там несколько лет.

«Надо будет обязательно продолжить поиски! Но для начала нужно выспаться» – подумал он, заходя в подъезд.

Поднявшись на четвёртый этаж, он достал связку ключей, взял ключ от входной двери, открыл квартиру. Сняв ботинки, он бросил рюкзак на пол, сбросил с себя куртку и рухнул на диван. Но уснуть ему удалось только под утро. Он ворочался, засыпал и просыпался, снова пытался уснуть, но от малейшего шороха вскакивал, как после ночного кошмара. Когда он, в конец измученный и уставший, уснул крепким сном, часы показывали половину шестого утра. Еще полчаса – и солнце осветило своими лучами спящий город. Начинался новый день…

Три дня прошло с тех пор, как девушка бесследно исчезла. Парень не знал, что предпринять. Растерянность и осознание собственной беспомощности постепенно превратило весёлого и вполне жизнерадостного парня в бледную копию самого себя.

Его лицо осунулось и потемнело, из-за многодневной щетины он стал похож на моряка, находящегося в дальнем плавании, а не на молодого симпатичного парня. Взгляд его стал, как у восставшего из могилы – остекленевший, равнодушный. Его растрёпанные, нечёсаные волосы только подчёркивали тот упадок, к которому его привела случившаяся беда.