Ирина Машинская - Стороны света

«СТОРОНЫ СВЕТА»
ЛИТЕРАТУРНЫЙ ЖУРНАЛ
№17

ОСНОВАТЕЛЬ И ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР
Олег Вулф (1954 – 2011)

РЕДАКТОР
Ирина Машинская

СОСТАВИТЕЛЬ 17-ГО ВЫПУСКА
Катя Капович

РЕДАКЦИОННАЯ КОЛЛЕГИЯ
Лиля Панн
Слава Полищук
Валерий Хазин
Роберт Чандлер

ОФОРМЛЕНИЕ И ОБЛОЖКА
Сергей Самсонов (1954 – 2015)

КОРРЕКТОР
Наталья Сломова

ТЕХНИЧЕСКАЯ ПОДДЕРЖКА
Хона Гордон

PUBLISHED BY STOSVET PRESS, NEW YORK
cp@StoSvet.net
http://www.StoSvet.net
©2018, All Rights Reserved
Все права принадлежат авторам

Сначала я три раза постучал
и подождал, но не было ответа.
Курил себе бессовестно, скучал.
Фонарь потух, и я сидел без света.

Еще немного и пора, пора.
Приду еще, когда я постарею.
Надеюсь, эти фраера
откроют старому еврею.

Я в смерти был не первый человек,
не первый, и не скажешь, что последний,
но видел я лишь оброненный чек
и стул без ножки, что стоял в передней.

***
Свечное пламя мается, дрожит.
Сгорая, мотылек его целует.
Мой друг не пишет – он, как тень, танцует
и на ловца, как зверь, бежит.

Сдвигается зима, ее слепые створки.
Домашний газ свой синий язычок
выпрастывает из конфорки.
Дом позабыл, как умер мотылек.

Забывчивостью – что хотел он показать?
Зачем он книги старые расставил
так нарочито, словно неких правил
он вел – разъятую по комнатам – тетрадь?

Прошли года, а он все делал вид,
что – черствому – не до жильцов покойных.
Но я-то видел, как он был укрыт
огромной пленкой крыльев треугольных.

***
В твоих чертах уже проявился
чужой человек. Ты носишь его на себе —
еле заметный контур поверх твоего лица.
В уголках глаз, где было (ты помнишь?) моё место,
обосновался он – вот след его поцелуя.
Только я вижу разницу.
Иногда он просыпается, начинает ворочаться,
смотрит по сторонам и тогда – выпадает
из тебя, как из колоды джокер. Становится рядом.
Идёшь, о двух головах.
А я никогда не мог
стать тобою хотя бы наполовину.
Во мне сохранился голод неразделённого существа.
Я касался тебя, ничего не понимая.
Жил то там, то сям. Ютился
между костяшками пальцев, спал
в уголках глаз. Не оставлял следов.

***
Скоро женщины, которых я любил,
станут старенькими.
Маленькими сморщенными корнеплодами.
Будут расти в земле, пожирать ее соки.
Оттуда говорить, невнятно и глухо:
«Никитин, принеси сигареты.»
Я пойду за куревом,
красивый молодой мужчина без души.

***
Говоришь, бывает, с другим
про зеленый сад,
про закатный дым.
Между тем ты сам виноват.

Между тем ты сам виноват,
что туда тебя не зовут.
И забвения виноград
на уста тебе не кладут.

Даже звать тебя «Виноват».
И зима прядет
много лет подряд
тонкий, как паутина, лед.

***
Дом снесли, а мы еще стоим.
Я смотрю спокойно на отца
и не знаю, что мне делать с ним.
Всё проговорили до конца.

Боли нет, досада – может быть.
Точку бы поставить и уйти.
Выпить разве – я умею пить.
Вот недавний пост – его прочти.

Нет веранды этой, кухни нет,
но отец все думает, не спит,
видит на веранде силуэт,
слышит, как на кухне пол скрипит.
***
С тех пор, как стал я нелитературный,
обычный человек,
с меня сошел налет культурный,
как жидкий снег.

И если скажут: «Вот у Аронзона…»
Я более не помню Аронзона.
«Есть у Айги…» Я позабыл Айги.

Вокруг меня теперь сплошная Зона.
И здесь никто не парит мне мозги.

Хотя, бывает, встретишь человека,
и молвит благородный муж:
«О, как людей ломает ипотека!»
Но это чушь:

На мне облез, как старые обои,
весь этот слой —
без разочарования, без боли,
само собой.

свет запутался за шторой
хлорка пахнет нашей школой
люди
то есть мы
несносны
за окном то степь то сосны

запах манки – не остыла
это слёзы? – просто сыро
это страшно? – просто поздно
это больно? – это больно

эта рифма не подходит
свет за шторой кто-то ходит
нет ещё такого слова
просыпаемся и снова

повторенье очищает
голубой вагон качает
сын ошибок но не опыт
переходит не на шёпот

произносит твари-твари
это мы не проходили
просто слёзы примечали
и на мрамор нисходили

выходили на последней
просыпались то в передней
то от качки засыпали
это кончится? – едва ли

***
не наступил понедельник
но затянулась весна
брюхом всплывают пельмени
и закрывают глаза

пятница не наступает
как дотянуть до зимы
если пельмень не всплывает
значит слова не нужны

если глаза закрываешь
сразу темнеет внутри
к этому не привыкаешь
не получилось живи

только бы не умирали
эти пельмени со дна
только б глаза закрывали
не навсегда навсегда

дни лукавы прочен снег
и разъять его не пробуй
лампа бабочкам ночлег
то есть смерть тепло которой

согревает наскоряк
белой ниткой по живому
режет шьёт ли чёрный как
свет к раненью ножевому

этой жизни этой тьмы
как бы санки у сарая
прислонился до зимы
нет ни ада здесь ни рая

только снега слабый свет
только лампочки обманка
ничего здесь больше нет
а последнего не жалко

видишь санки у стены
слышишь тиканье ночное
ты не дёргайся поспи
нет ни счастья ни покоя

крови глупая возня
да какая к чёрту воля
дни лукавы жизнь одна
освещeние ночное