Гила Лоран - Первое слово Съела корова

Гила Лоран – поэт, прозаик . Автор книг стихов «Ж» (М . : АРГОРИСК, 2000; в рамках коллективного проекта с участием Н . Винника, М . Анкудинова, М . Горелика) и «Voila: Антология жанра» (М . : АРГОРИСК; Тверь: Kolonna, 2004) . Публикации в журналах и альманахах: « Вавилон», «Воздух», «Двоеточие», «РЕЦ», «Риск», «Солнечное сплетение», «Text only» . Живет в Москве .

В книге «Двенадцать ключей мудрости» Василий Валентин советует: «Сооруди три великих крыла для земли – пусть они нудят ее со всею силой так, чтобы она поднялась до небес и даже до небес небес, в высочайшие их области . Потом сожги ее крылья, чтобы земля упала в красное море и утонула в нем . А затем огнем и воздухом высуши эту воду, чтобы снова образовалась земля» . Именно так поступает Гила Лоран . В ее поэзии совершается полный цикл уничтожения и созидания – и не только земли, но и всего остального . Для этого порой требуются куда более странные манипуляции, нежели те, которые предписывает обладатель ключей мудрости . Но такой путь – единственно верный .

Когда современные стихотворцы решили обжить здание традиции, оно очень быстро обнаружило свою непригодность для прямолинейного пользования, а затем и вовсе обвалилось под тяжестью многочисленных жильцов . Ныне те, кто не сгинул в этой коммунальной катастрофе или родился после нее, снова учатся ходить по земле и ощупывать предметы, не злоупотребляя при этом инструментами, которые обнаруживаются в развалинах рухнувшего жилища . В результате выясняется, что масло масляное, а мишка плюшевый, но и только – для более впечатляющих открытий все же необходимо какое-то снаряжение; попытка же его раздобыть приводит на развалины . Чтобы выйти из порочного круга, нужно аннигилировать и предметы, и инструменты, а затем создать их снова, но так, чтобы масло уже не было масляным . А сделать это можно, только уничтожив и возродив самого себя .

Поэтический субъект Лоран как раз и возник в результате смертельной операции такого рода . «Наш современник», «обеспокоенный интеллектуал», «человек дигитальной эпохи», да и вообще «человек» подвергся хладнокровному закланию . Вместо него явилось невиданное многоликое существо с невероятно сложной духовной анатомией, при необходимости умеющее превращаться и в нашего современника, ив человека дигитальной эпохи . Существо это живет сразу во всех временах – для него нет хронологической пропасти между советскими буднями двадцатипятилетней давности, библейской древностью и средними веками . Каждую из соответствующих реальностей, включающих в себя свой фольклор и свои коллективные фантомы, оно переживает одинаково интенсивно, и именно такому существу под силу изменить предметы – хотя бы путем наложения этих реальностей друг на друга . Но, в отличие от многочисленных «поэтов культуры», Лоран не растворяется в ней и не попадает от нее в зависимость, а, напротив, подчиняет ее своей авторской воле . Цитаты и аллюзии нужны здесь для того, чтобы выразить собственную сущность и рассказать собственный сюжет, который гораздо важнее, чем выдумки литераторов и свидетельства историков . Новое существо снабжено таинственным органом, позволяющим выносить оккультные приговоры всему происходящему и смеяться по-настоящему страшным смехом . Виртуозная работа с дискурсами и стилями, сама по себе поэзии не делающая, здесь служит подспорьем при создании босхианской мистерии – иногда, правда, ехидно сжимаемой до кукольно-камерных масштабов . Сюрреализм Лоран с его смещенной телесностью и карнав ализацией абстракций – парадоксальный путь к катарсису . Лоран – артист: даже спуск в адские бездны не мешает ей играть и перевоплощаться . Неудивительно, что как поэт она пребывает в благородном вакууме – в ее поколении сблизить и сопоставить ее не с кем .

Язык преображенного поэта – тоже результат уничтожения и синтеза . В первом стихотворении книги появляется ангел, возглашающий: «Горе, горе, горе прописанным в этой фатере!» . Все языки – библейский, советский, устаревший разговорный, современный литературный, трафаретно-поэтический и многие другие – вспыхивают ярким пламенем, чтобы посредством алхимического превращения породить саркастический, горестный и возвышенный язык Лоран . Некоторые ее стихи читаются как стилизация, но на самом деле это дивная поэтическая хитрость, недоступная почти никому: в большинстве случаев конкретного образца для этой стилизации не существует . Речь Лоран в лучших своих отрывках построена на удивительно точной и мощной просодии, выдающей в авторе большого лирика и переводящей его из «современной поэзии» в совсем другой контекст, который ныне, как правило, осваивают только через эпигонство, а не через наследование . Способность говорить так сродни абсолютному слуху .

Поэзия Лоран глубоко трагична . Это поэзия боли и ее мученического преодоления . Нестандартные женские истории, угадываемые в этих стихах, равно как и один из характерных героев-протагонистов Лоран – исступленная любовница, она же любовник, сочетающая стилизованную пошловатость с ритуальными практиками и ведущая пересмешнический рассказ о возлюбленной – дают лишь ограниченное представление о корнях этой боли и о ее сути . Источником боли являе тся сама материя мира, делающая желаемое невозможным, а сапфич еский ракурс – не более чем один из способов выразить это . С другой стороны, гендерная альтернативность служит основанием для дерзкого социокультурного вызова . Но он, впрочем, выглядит лишь смягченным подобием того метафизического бунта против мироздания, который Лоран зашифрованно поднимает на каждой странице . Бунт этот неотделим от плача . Для протагониста Лоран невозможно плаванье на победно-романтическом пьяном корабле – вместо него в ее стихах появляется корабль уродов, пассажиром которого стремится стать герой, и в современной русской поэзии мне неизвестна более сильная метафора экзистенциального изгойства .

« Первое слово съела корова» – в значительной своей части книга о детстве, безвозвратно ушедшем и вечно длящемся . О детстве, имеющем конкретные географические и временные координаты . За изощр енной поэтической машинерией, жестокими фантасмагориями и бол езенной иронией прячется беззащитная фигурка избранного и проклятого ребенка, чей мир рисуется одновременно раем и адом .