Владимир Мамута - Кот под луной. Tempore apparatus

– А ЭТО – оно что?

Петрович вновь замолчал, собираясь с мыслями, а потом заговорил, с длинными паузами, осторожно подбирая слова.

– Знаешь, есть такая гипотеза, и даже теория, о мэонической вселенной. Вот, ты скажешь, что вакуум – это абсолютная пустота, так в школе учили. Только ведь абсолютной пустоты в природе не бывает. Поэтому сначала вакуум разделили на технический и физический. Про технический вакуум ты сам много знаешь, по профессии. Физический же физики сразу поделили по интересам, потому что он оказался наполнен разными полями и порождает разные странные частицы… Вот мэон – это разновидность физического вакуума. В рамках этой теории говорят о мэоне – информационном вакууме, являющем единую структуру пространства – времени, наполняющем вселенную и содержащем в себе абсолютную информацию обо всём – сущем, прошлом и будущем, – последняя фраза прозвучала торжественно, как тост на столетнем юбилее.

Петрович вновь помолчал и продолжил, уже без пафоса.

– Хотя говорят, что мэон существует наряду с миром материальных объектов, но тут же обсуждают его конкретные физические свойства и продолжают в том духе, что мэон, собственно, и породил материальный мир. « Г азъединяют, чтобы потом объединить», – опять по-ленински пошутил Петрович, – научный метод. Кстати, обсуждают серьёзные учёные – физики, математики. Даже один уважаемый академик отметился.

Я почувствовал, что окончательно теряю связь с реальностью, и сказанному могу либо просто верить, или закозлиться – и не верить. Как в церкви на проповеди. Напротив меня, в продавленном скрипящем кресле, сидел симпатичный улыбающийся одними глазами проповедник, или даже апостол, нечуждый чудесам, в одном из которых я несколько часов назад поучаствовал, и отмахивался от назойливой мухи, залетевшей из кухни. За его спиной, на запыленном стекле окна, играли тени от листвы сада, и мигающий солнечный лучик освещал подросшую за прошедшие пятнадцать лет лысинку. Реальное и невозможное соединились где-то под этой лысинкой и трансформировались в аппарат, там, в подвале. А аппарат изъял из меня часть меня, и засунул в мэон, и так существующий вокруг, в том числе и внутри меня, наряду с материальным миром, и наславший на меня змею с башкой, как ведро. Надо было что-то сказать, чтобы вернуться.

– Слово «мэон» какое-то греческое…

– Да. У древних философов « маеон » обозначало небытие, в смысле, похожем на сверх бытие, или там, чтоб понятнее, дао с нирваной… Понятнее?

– Так – на эмоциональном уровне.

– Я смотрю, ты поплыл… Прерваться не хочешь?

– Наверное. Чёт башка… как ведро.

– Смотри, к доктору, если что…

– Просто устал. Третий час уже, и выпивали… Вам, наверное, тоже отдохнуть надо… Только скажите, в самом общем виде, как это у вас работает?

– Ну, в самом общем… Эта штука в подвале… Она… Ну, это не совсем корректно… Пусть будет – модулирует несущую сверхнизкую частоту, благодаря которой наше информационное ядро… Вот та игла Кощея, помнишь?.. Удерживается внутри остальных четырех тел. Уф-ф… В результате происходит смещение «иглы» внутри структуры пространство – время.

– Так это что, можно и не вернуться?

– Нельзя. Как только модуляция прекращается, равновесие сразу восстанавливается. Без альтернативы. А информационные структуры – они вечны, так что… Тут много вариантов, лучше комментировать по ходу, если ты… Знаешь, было бы здорово, если бы ты поучаствовал.

– Да, я бы хотел. Мне интересно. Тем более, что равновесие восстанавливается, – я попытался пошутить.

– Ну, тогда забей мой телефон, в смысле, вбей, и меня набери… Завтра я к внукам съезжу, а на неделе созвонимся. Ты там особо не распространяйся, ладно?

– Чтобы в психи записали? Не беспокойтесь, Алексей Петрович, я понимаю.

Я записывал телефон, звонил и думал, что, если бы мой мобильник оказался в руках у того доктора Шустова, лет сто пятьдесят назад, он тоже потерял бы связь с реальностью. А так, люди ко всему привыкают. Главное, чтобы постепенно…

– Книжку возьмёшь?

– Возьму. Пакетик дадите какой-нибудь?

Петрович сходил на кухню и принёс лощёный пластиковый пакет с ярким изображением разнеможной красавицы в соблазнительной позе и с хлебными крошками внутри. Я встал, засунул в пакет «Духовный миръ», и мы направились к выходу. Наверное, мы оба испытывали некоторое опустошение, потому что шли молча. Ну да, бурные… Сколько там… Двадцать часов, если считать от «бэхи» … На крыльце я невольно остановился. В доме было прохладно, а здесь от ночной прохлады, принесенной вчерашним дождём, не осталось и следа – солнце, едва сошедшее с зенита, пекло нещадно, и горячий воздух сразу осушил лёгкие. Захотелось пить, но я решил дотерпеть до дому, благо тут было ходьбы всего минут пятнадцать. Дома в холодильнике дожидалась непочатая бутылка минералки. Можно заскочить в магазин, ещё взять… Или выпить, налить в бутылку воды из-под крана, обязательно через фильтр, и сразу поставить в холодильник. А потом под душ… Петрович проводил меня до калитки, мы попрощались, я шёл по переулку, стараясь держаться в короткой тени забора, и слышал, как громыхает засов, резонируя с железным забором. Я шёл, и ни о чём не думал, зачем-то считая свои шаги, сбиваясь и злясь на Солнце.

Через пару часов я валялся на диване, на влажном после душа полотенце, неглиже, устроив сквозняк, насколько это возможно в однушке, и выковыривая из зубов нетленные фрагменты магазинного бифштекса. Эх, не видит меня моя матушка… Вот бы схлопотал – и за сквозняк, и за бифштекс… Я собирался вздремнуть, но сон не шёл. В рамке распахнутого окна сияло глубокое ярко-синее небо, в котором, как клочок ваты, неподвижно висело крошечное прозрачное облако. Мне надоело его рассматривать, и я протянул руку к глянцевому пакету, предусмотрительно пристроенному на стуле у изголовья. Ещё раз оценив достоинства красавицы на пакете, я осторожно, чтобы не высыпались крошки, достал книгу, и, не задерживаясь на теории, благоговейно переворачивая листы, добрался до второй части. Мне нравилась эта книга.

У меня есть девайс на жидких чернилах, так-то оно удобно… Но не то – пальцем страничку не заложишь, чтобы вернуться… Задумался – засыпает, зараза… И вообще, у книги лицо должно быть – вес, запах, свой оттенок у страниц… а здесь так, информация, в общем – мэон … Не знаю, если бы у меня был сын, может, он уже и по-другому бы всё понимал.

Нет, не вторая часть… Здесь – «Отдел второй», с ятем вместо «е». Ей же сто пятнадцать лет! Сколько людей, державших её в руках, родились и умерли за эти сто пятнадцать лет, растворившись в пожелтевших, готовых рассыпаться страницах с крошечным шрифтом, разбитым на две узкие старомодные колонки? Типографская краска, ближе к истрёпанным краям, выцвела и истёрлась, некоторые слова приходилось разбирать и даже восстанавливать, как археолог восстанавливает форму глиняного горшка по сохранившимся черепкам. У меня получалось…