Азамат Загитов - Вероника

Мама спит, это хорошо. Когда она просыпается из-за меня, у неё вечно дурное настроение. Порою я думаю, она была бы не прочь сдать меня в дурку, или куда ещё. Её можно понять. Немая дочь, орущая только по ночам, боящаяся людей, не получившая должного образования. Не такого она ждала это точно. Иногда, я и сама думаю, что под присмотром специалистов, мне может и будет лучше. Но потом, я вспоминаю жуткие истории о том, что творится в психлечебницах.

Включаю свет, умываюсь. В зеркале отражается бледное лицо с запавшими глазами. Я жутко не высыпаюсь. На вид мне не больше семнадцати, хотя мне скоро двадцать шесть. Всё из-за худобы, маленького роста и задержки в развитии. Моё детство было сущим адом. Хотя с тех пор ничего и не изменилось. Может только то, что теперь меня не обзывают во дворе.

Я вернулась в комнату, и поняла, что больше спать я не смогу. Я села на кровать и стала смотреть в окно. Я бы предпочла порисовать или почитать книгу, но для этого нужен свет. А я боюсь, мама это заметит и вновь будет меня ругать, за то, что я не сплю ночами. Поэтому я просто буду смотреть в окно. Жили мы довольно высоко. На пятнадцатом этаже, так что вид открывался неплохой. Стройные ряды одинаковых многоэтажек, вдалеке дома поменьше. Неподалеку от нас был небольшой сквер, с фонтанчиком посередине, но отсюда его было не видно даже днем, не то, что ночью.

Полная луна, слегка подернутая облаками, напомнила мне о моем сне. Я невольно поежилась. Всё-таки взяла книгу и включила лампу. Когда с тобой никто не может, да и не хочет говорить, книга становится лучшим собеседником. Общаешься с автором сквозь время и расстояния. Все мои полки были забиты различными книгами, от дешевых ужастиков до теологических измышлений. Я читала всё подряд. Всегда и везде. Благо, моя работа это позволяла. Читая строчки, написанные совершенно незнакомым человеком, можно было не только познакомиться с ним, но и узнать себя получше.

«Ложись спать» – услышала я из соседней комнаты. Ну вот. Я закрыла книгу, выключила свет, и вернулась к окну. Наблюдая за медленным движением облаков, редкими машинами, проезжающими по дороге, светом из окон соседних домов, я погрузилась в свои мысли.

Я часто думала о том, что жизнь довольно несправедлива. Что вокруг много страдания и боли. Больше всего всё же меня беспокоили не сами страдания, сколько их бесполезность. Я никогда не оспаривала тот факт, что для того что бы стать лучшим, ты должен переносить тягости и лишения. Более того ты должен отдавать все свои силы, на совершенствование себя. Но вокруг нас куча страданий, абсолютно лишенных смысла. Смертельно больные дети, жертвы войн, мученики режима. И даже если мы просто не видим в них смысл, то мы, следовательно, не можем и понять цели, ради которой их терпим. А в таком случае, мы похожи на пластиковых солдатиков, которыми играет мальчик – непоседа. Расставляя их по воображаемому полю боя, и передвигая их в независимости от их желания. Убивая и раня тех, кого захочется лишь ему, в угоду интереса и радости его игры.

Пропуская эти мысли через себя, раз за разом, и вновь по кругу, я не могла найти ни одного логического объяснения происходящему. Незаметно для меня самой, я вспомнила, как однажды мы сидели с Димой на крыше, и пускали бумажные самолетики. Почему это всплыло именно сейчас, я не понимала, так же, как и не понимала, почему это плавно, но твердо вытеснило всё остальное. Было приятно думать об этом, и я не стала противиться.

Мне снова одиннадцать, я сижу на крыше нашей двадцатиэтажки. В моих руках блокнот и карандаш. Я уже нема. Наше общение немного затруднено этим. Он говорит много и очень заумно для маленького мальчика. Долгая пауза, пока я пишу ответ, он читает. И вновь говорит. Не помню, о чем именно мы говорили, вроде что-то о цветах и пчелах, затем о путешествиях и море. Мне было приятно просто сидеть и слушать его. Так к этому мы и пришли. Я закрыла блокнот и слушаю его. Он говорит о несовершенстве мира, о жутких вещах, о том, как он всё изменит, когда вырастет. И я ему верю. Верю, потому что он сам верит каждому слову.

Он складывает самолетик за самолетиком, пуская их в долгий полет. Каждый из них описывает большой круг, медленно спускаясь к земле. Мы смеемся. Мне радостно и легко. Я забываю, что меня не любят остальные дети. Забываю, что отец бросил нас. Забываю, что не могу учиться в нормальной школе. Забываю, всех психологов и неврологов, что вьются вокруг меня последние пару лет.

Он очень добрый и смелый. Всегда заступается за меня, когда меня начинают дразнить. Однажды он принес мне тюльпаны, которые сорвал с какой-то клумбы. Я помню, он рассказывал мне что-то забавное. Что-то про бабку, которая хотела натравить на него собак. Но я не слышу, я вдыхаю слабый аромат весенних цветов, и смотрю на его озорное лицо. Как он с жаром что-то говорит, а я лишь вижу, как он пылает жизнью. Как она льется из него бесконечными потоками радужных волн. Как она наполняет не только его, но и всех вокруг. Как часть этой энергии передается мне.

Там на крыше, я верю ему. Я знаю, что так оно и будет. Он вырастет большим и сильным. Он изменит мир. И не будет в этом мире места для жестокости и бессмысленных жертв.

– Взрослые очень странные. – говорит он, – Они ведь могут обо всем договориться. Быть умнее, у них столько возможностей. Они могут жить, как хотят, но не делают этого. Когда я вырасту, я точно буду другим. Буду всегда вежлив с людьми, буду слушать их. Я постараюсь помочь каждому, чем только смогу. Не хочу, чтобы, хороших девочек обижали и били другие дети.

На этих словах он оборачивается ко мне. На его щеках румянец. Я чувствую, что что-то не так. В его глазах что-то изменилось. Словно он хочет, мне что-то сказать. Что-то, что расстроит меня. Что-то чего боится он сам. Он рывком приближается ко мне, и очень быстро целует в щеку. Тут же отворачивается. Моя щека горит, словно к ней приложили что-то жутко горячее. Но оно не обжигает. Приятный огонь начинает разноситься по всему телу. Думаю, я красная.

Он сидит рядом, но не смотрит на меня. Давно не летают самолетики. Блокнот выпал из моей руки, и лежит рядом. Я хочу сказать ему что-то, спросить. Но я не знаю, что с ним. Румянец на его щеках изменился. Он словно зол на что-то. Надеюсь, не на меня. Я робко трогаю его руку. Он словно вспомнил, что я рядом. У него очень виноватый вид. Он говорит, что будет рядом, что будет меня защищать. Не понимаю, зачем он это говорит. Он ведь и так всё это делает. Но из-за этих слов, произнесенных вслух, во мне просыпается странное чувство. Непонятное, смутное предчувствие предстоящей беды. Он говорит уверенно и четко, как будто читает по бумажке. Но я ему верю. Здесь на крыше, пока он рядом, я ему верю.

Тяжелый вздох вырвался из моей груди. Я встречаю рассвет. Пора готовиться к рабочему дню. Поставить чайник, приготовить завтрак, прогладить рубашку. Мелочи, из которых складывается наша жизнь. Бывает непросто вырваться из паутины воспоминаний. Не сразу понимаешь, где ты, и что тебе надо делать. Поэтому я даю себе ещё пару минут бесцельного любования раннего утра. Такая тишина в моей голове меня устраивает. Нет никаких мыслей и голосов. Только я и первые лучи Солнца. Там на крыше я верю ему, здесь, сидя на кровати, я не верю ничему.