Наталья Криммер - Синдром отложенного счастья

– В пяти минутах ходьбы? Значит, доедем мы за минуту. Решено, едем к Вам в гости.

– Ко мне?! – изумилась Ольга, – у меня родители и поздно уже.

– Ну, мы же ненадолго. Я с удовольствием познакомлюсь с Вашими родителями.

Ольга была удивлена такому напору, поотнекивалась ещё немножко, но, в конце концов, сдалась. Тем более, сегодня дома была одна мама, отчим дежурил на работе, а Анна Андреевна любила в отсутствии мужа полуночничать.

Мама была очарована новым знакомым дочери. Поздний гость, не смотря на визит в неурочное время, произвёл на Анну Андреевну самое благоприятное впечатление. Уже глубокой ночью, когда за молодым человеком закрылась дверь, мама мечтательно сказала:

– Какой потрясающий парень, как говорится всё при нём: и рассуждает здраво, и в профессии ориентирован правильно, и образован, и воспитан хорошо. А выглядит, выше всяких похвал! – и добавила, – я бы, на твоём месте, присмотрелась.

– Мам, к чему присматриваться? Я человека знаю всего несколько часов.

– Ну и что? Стоящий вариант! Уж Генка твоя, наверняка бы, не растерялась.

– Мам, причём тут Генка? И потом, он мне не нравиться. И не начинай меня раньше времени сватать, пожалуйста.

– Никто и не начинает, – проворчала Анна Андреевна, потом посмеиваясь, добавила, – тебе вечно всякие хлюпики нравятся, а тут шикарный экземпляр.

– Мам, какие хлюпики?! – разозлилась Ольга, – откуда слово то такое выкопала?!

– Хлюпики не нравятся? А экземпляр, ничего? – засмеялась мама, после визита Демьянова у неё было прекрасное настроение.

– Ладно, мам, всё, давай закончим этот разговор, – огрызнулась Ольга. – Я спать пошла. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, – откликнулась мама. – Ложись, правда, поздно уже. И не злись. Тебе не идёт.

У Ольги зазвонил телефон.

– Ну, я чувствую, поспать тебе теперь долго не дадут, – усмехнулась мама, ещё раз пожелала дочери «спокойной ночи» и отбыла в свою комнату, а дочка ответила на звонок.

Легко догадаться, что звонил Демьянов.

– Надеюсь, ты ещё не успела заснуть, и, следовательно, я не успел тебя разбудить? – неожиданно перейдя на «ты», спросил Демьянов.

– Нет, тебе это не удалось, – в тон ему ответила Ольга.

– Отлично. Я хотел ещё раз тебя поблагодарить за прекрасный вечер и сказать, что у тебя очаровательная мама.

– Спасибо. У вас взаимная симпатия, ты ей тоже очень понравился.

– Замечательно! Передавай ей огромный привет.

– Непременно передам, – церемонно ответила Ольга, собираясь проститься и завершить разговор.

Но у Демьянова, видимо, были на этот счет совсем другие планы.

– По интонации чувствую, что ты собираешься со мной распрощаться, – предположил продюсер и сразу предупредил, – не получится.

– Мы собираемся разговаривать всю ночь? – поинтересовалась собеседница, представив безрадостные перспективы окончательно бессонной ночи.

Но господин Демьянов оказался гуманистом, заверил, что разговаривать с ним всю ночь ей не придётся. Хотя подчеркнул, что он бы от такого удовольствия не отказался, но памятуя о том, что ей нужно выспаться и завтра полноценно заниматься, он разговор заканчивает, только просит завтра вечером с ним обязательно встретиться. Ольга сказала, что постарается. Демьянов наговорил ей кучу комплиментов и всё-таки распрощался со своей новой подругой до завтра.

«Может и неплохой парень, – подумала Ольга, наконец, забравшись под одеяло, – только, как-то его слишком много».

Это было действительно так, Демьянов где бы ни появился, моментально становился центром всеобщего внимания и своим напором и уверенностью, моментально завладевал всем пространством вокруг людей, с которыми общался. Но об этом Ольга узнает позднее, а пока она, засыпая, думала о том, что сегодня у неё состоялось новое, довольно приятное знакомство.

– Ну, сдала? – подлетела к Ольге Генка.

– Сдала. Они, правда, очень удивились, почему я подражать Кравцову взялась. Даже пытались меня убедить, что я неправильно задачу поняла, что нужно было классическим авторам подражать, а современным не следовало. Но я им, их же распечатку с заданием под нос подсунула, что нельзя брать переводы, а так, любое изданное произведение, написанное на русском языке, можно.

– Классике и подражать легче, – вступила в разговор третья подружка – сероглазая Маша Терлецкая. – Вон я, прозе Некрасова подражала: подробно описала, какие над озером деревья склонились, десять раз повторила слово «пугливо», «он пугливо сказал, пугливо оглянулся, пугливо поёжился» и написала не «герой засмеялся», а так и написала «хе-хе-хе», вот и стало вроде похоже. По крайней мере, понятно, что написано этим языком и в этом стиле.

– Да, они тебя хвалили, – сказала Ольга, – и всем в пример твою работу ставили.

– Ладно, какой пример? – скромно опустила глазки Маша.

– Наверняка Терёхина высказывалась, – вздохнула Генка, – она тебя, Машка, больше всех на курсе любит. Даже Ольгу просто терпит. Злющая тётка!

– Меня тоже не любит. А сегодня и терпела, по-моему, с трудом, как никогда привязывалась, – согласилась Ольга, – к каждой мелочи цеплялась.

– Я и говорю, не любит тебя и завидует. Ты же у нас всегда талантливой слыла, – подтвердила Гена.

– Скорее не мне, а Кравцову завидует. Они же, мне кажется, однокурсниками были. Он известным писателем стал, ему её студенты подражать пытаются, а из неё мало, что вышло. Вот и беснуется.

– Сейчас на мне и отыграется! – закатила глаза Генка, – пойду я, отступать некуда.

– Иди, не бойся, – подбодрила сердобольная Маша, – Ольга тебе очень неплохую работу помогла по Тургеневу написать, – Маша в силу своей природной доброты, всегда старалась поддержать, «обогреть и накормить» всех, кто оказывался с ней рядом. А уж Геленку – юную не москвичку, оказавшуюся в столице, без родителей и друзей, опекала и патронировала с первого курса. Надо сказать, Генка с удовольствием этим пользовалась, особенно в начале, пока не устроилась и не обжилась в Москве. Потом продолжала принимать помощь и поддержку подруги, но со временем перестала постоянно и истово благодарить её за заботы.

Ольга посмотрела на Генку, которая никак не могла себя заставить переступить порог аудитории. Она понимала, что волноваться подруге особенно нечего, у неё была хорошая работа, которую она, по словам Маши, ей помогла написать. На самом деле Ольгина помощь заключалась в том, что она, прочитав то, что Генка сумела изобразить в подражании Тургеневу, поняла, что никакие исправления эту работу не спасут. Удалила файл с творческими изысканиями госпожи Муравьёвой и написала работу сама.

Когда она трудилась над Генкиным опусом, почему-то вспомнила, как когда-то в детстве с бабушкой смотрела советский фильм «Осенний марафон» с Олегом Басилашвили в главной роли. Бабушка тогда приобрела первый видеомагнитофон, очень им гордилась и старательно приобщала внучку к киноискусству, особенно к советскому, говорила: «чтобы не отрывалась от корней». Ольга не отрывалась и приобщалась, постепенно втянулась и с удовольствием смотрела и пересматривала шлягеры советской киноиндустрии. Фильм «Осенний марафон» бабушка любила смотреть довольно часто. Ольге картина тоже нравилась, но смотрели они с бабушкой две разные истории: бабушка жалела обманутую жену героя, ругала его неустроенную, несуразную любовницу и, в общем, сочувствовала несчастному запутавшемуся мужику. Оля смотрела про другое: посмеивалась над незадачливым, пьющим иностранцем, нахальным навязчивым соседом главного героя и удивлялась бесхарактерности самого героя, делавшего литературные переводы за свою наглую, бездарную коллегу – приятельницу. «Бузыкин, я погибаю», – говорила она и садилась несчастному мужчине «на шею». Генка в своём «творчестве» недалеко ушла от той крайне неталантливой особы. «Овца кричала нечеловеческим голосом» – чудовищный опус дамы из кино и тому подобные фразы, были вполне в духе госпожи Муравьёвой.