Кристин Хэнкок - Лолита 1916

– Папенька говорит, что нынче все шпионы.

Папа́ вдруг раскашлялся и схватился за газету. Спрятался за ней, торопливо зашелестев страницами. Освальд, покосившись на него, заговорщицки подмигивает Лолите.

– Вы правы, мисс, – шепчет ей, полуприкрыв рот ладонью. – Я шпион. Только никому не говорите. Это будет наша тайна. Договорились?

– Да, – так же шепотом отвечает она, делая серьезное лицо.

Дама у окна рассеянно смотрит на них и Лолита узнает её. Это она говорила со старцем перед отправлением поезда. И опять ей становится страшно. Не помогает даже милая улыбка Освальда.

– Вы знакомы с мадам Вырубовой? – спрашивает Райнер, перехватив её встревоженный взгляд. Лолита качает головой. – Это Анна Александровна, ближайшая фрейлина и большой друг императрицы Александры Федоровны.

– Я тоже скоро стану фрейлиной, – говорит Лолита, вздернув подбородок.

– О, я в этом не сомневаюсь, – серьезно кивает Райнер. – А сейчас позвольте мне вас покинуть.

Он легко вскакивает, устремляясь по проходу вагона к Вырубовой. Фрейлина, заметив его, чуть улыбается и указывает на кресло рядом. Освальд тут же усаживается, целует ручку, любезничает.

– Предатель, – обиженно шепчет Лолита и отворачивается к окну.

Зря она напросилась поехать с отцом. Зря. Нужно было остаться дома. Опять всплывает мрачное лицо старца, но она отмахивается от него. На душе и так тошнехонько. Хуже уже не будет.

Она встает и пересаживается в конец вагона, забившись в самый темный угол, чтобы не видеть Освальда. За окном тянутся, чуть подсвеченные луной, заснеженные поля. В перестуке колес ей слышится колыбельная, которую в детстве пела ей маменька. Лолита вздыхает: как несправедливо, песенку она до сих пор помнит, а лицо матери уже почти стерлось из памяти. Лишь голос остался.

Лолита сонно трет глаза и тут замечает свое отражение в стекле. Чуть отодвинувшись от окна, она придирчиво рассматривает себя. Как же она сегодня хороша. И эти локоны у лица так ей идут. Она пробует улыбнуться как Вырубова, такой приятной светской полуулыбкой.

– Вы сердитесь? – Освальд так неожиданно появляется рядом, что она вздрагивает. Но он так тепло смотрит на нее, что она тут же прощает ему манкирование беседы с ней.

– Да, сударь. Вы это заслужили, – с легкой усмешкой говорит она.

Он становится серьезен и усаживается рядом, внимательно глядя на нее.

– Мисс Лолита…

– Лолита Райнер, – перебивает она и, с удовольствием отмечая на его лице удивление, добавляет с особым значением: – Нет, мы не однофамильцы.

– А кто? – он сбит с толку, но эта растерянность делает его таким милым.

– Вы полюбите меня, и я стану вашей женой, и все будут завидовать вам, – произносит она совершенно серьезно. – Слышите, Освальд? Так и будет.

Он наклоняется к ней, собираясь что-то сказать, но вагон вдруг дергается, гаснет свет. Лолиту выбрасывает из кресла на накренившийся пол. Кругом все рушится, скрежещет. Где-то протяжно и страшно кричат люди.

– Папенька! – зовет Лолита, не понимая, что происходит. – Папенька!

Её отбрасывает в сторону, осколки стекла больно сыплются в лицо. Она ползет по ним, не замечая, что режет ладони в кровь. Где-то гудит огонь, скупо освещая искореженный и неузнаваемый вагон. Там, впереди, среди обломков, она замечает отчима. Он лежит на боку. В его пальцах зажат обрывок газетного листа.

– Папенька! – бросается к нему она. – Папенька, очнись!

Переворачивает на спину, тревожно вглядываясь в его странно спокойное лицо. Будто уснул крепко. И только вот тут, у виска, маленькая полоска крови. Почему же он не просыпается? Лолита трясет его за плечо. Его голова беспомощно мотается, и это движение пугает ее до слез.

– Папенька, очнись! Ты не можешь уйти. Не можешь! Я останусь совсем одна! Папенька! Вернись ко мне!

– Не рви сердечко, милая, – паренек в венке из одуванчиков вдруг склоняется над ней. И взгляд у него такой жалостливый. – Отпусти.

– Нет! Нет! Нет! – рыдает она и все тормошит отчима. – Папенька, вернись ко мне. Не оставляй меня одну!

– Милая, – лицо паренька залито слезами. – Отпусти. Он к матушке твоей ушел. Сейчас ангелочки вокруг них. Хорошо им.

– Ты всегда её любил больше, чем меня! – кричит она и колотит окровавленной ладонью по его груди. – И теперь уходишь к ней. А как же я? Папенька! Как мне жить теперь? Не бросай меня.

– Сиротиночка, – шепчет паренек, – идем. Выведу тебя. Огонь уж близко.

– Папенька, – всхлипывает она и, подняв руку отца, прижимает к губам. – Передай ей привет.

– Идем, милая, – торопит паренек, и разгораются за его спиной обломки.

Как в страшном сне, идет за ним Лолита, пробираясь через искореженные завалы. И вот уже до выхода рукой подать, уже снег ударяет в лицо, и ветер без дыма, такой чистый-чистый, что легко дышать. Только слышится позади чей-то стон. Совсем рядом. «Освальд?» – вдруг спохватывается она и торопится назад.

Но под обломками женщина. В растрепавшихся волосах пепел и снег, а на неестественно подвернутых ногах кровь, много крови. Анна Вырубова, узнает Лолита. Успеть бы вытащить! Ухватила её за руки, поволокла, оскальзываясь и падая. Вытянула на снег, подальше от огня. Какие-то люди бежали к ним. Кричали. Лолита вздохнула глубоко-глубоко и без сил опустилась на снег. Сон беспамятства накрыл её, защищая от горя и боли.

«Поезд, отходящий от Ц.с. в 5 часов дня на 6 версте от Петрограда наскочил на товарный поезд. Много убитых и раненых. Подробности в следующем номере».

«При крушении поезда погибло более двадцати человек. Фрейлина Анна Вырубова стала калекой и взяла на воспитание дочь известного художника Стеблова, погибшего в катастрофе».

(из газет)

Раскрытый медальон лежит на ладони. Лолита гладит фотографию Ивана Богдановича. Такой красивый, такой молодой. Плакать ей уже не хочется. Все слезы выплаканы. Хотя боль не прошла, но пусть маменька и папенька с небес смотрят на неё и радуются, что живет она теперь счастливо.

Лолита со вздохом захлопывает медальон. Не одна она теперь. Мадам Вырубова приютила ее в своем доме. Конечно, это не то же, что жить у отчима, но здесь её никто не обижает. И Анна Александровна заботится, как о дочери. Платьев ей понашили, подарочки дарят. Вроде и хорошо, но почему-то тяжко на сердце. Неспокойно.

Давеча милый Освальд приходил. Подглядывала за ним в дверную щелочку. Он веселый. Все шутит с Анной Александровной, подбадривает. После его визитов она всегда так весела, щебечет, как птичка. Про крушение поезда уже не поминает. А ведь расшиблась страшно. Даже государыня к ней в больницу приезжала, переживала очень. Врачи говорили, что не выживет.