Irene Levinski - Мистика винтажной броши. Опыт коллекционирования

Передо мной на журнальном столике лежат броши, а на экране телевизора идет фильм.

Людмила Гурченко поет своим завораживающим голосом о пяти минутах времени. Это первый советский мюзикл, очень веселый. По сюжету действие картины происходит в одном из Домов культуры. Как и в детстве, так и до сих пор фильм вызывает у меня массу эмоций, я улыбаюсь и хохочу от нелепости поведения незадачливых киногероев.

Серафим Иванович Огурцов (актер Игорь Ильинский) приглашает сотрудников на совещание. Объясняет всем, что сам шутить не любит и другим не позволит. В кабинете присутствует заведующая библиотекой Аделаида Кузьминична Ромашкина. Главные герои ошарашенно слушают бредни своего начальника, не осмеливаясь ему возражать.

Неожиданно по мановению волшебной палочки одна из моих (маминых) брошей прыгает и попадает на экран. Я смотрю и не верю глазам своим: серебряная брошь с черным бакелитом и горным хрусталем украшает блузку Аделаиды Кузьминичны Ромашкиной! Кто подобрал для фильма эту прелесть?

Эльдар Рязанов, видимо, тоже был покорен красотой этой драгоценности! Фильм гениальный, а все гениальное хранит множество секретов, тайн и открытий!

Я теперь понимаю, что эту брошку в этом фильме я видела десятки раз, но чудо случилось именно в этот раз.

Брошь «Карнавальная ночь». Стиль арт-деко. СССР. Ленинградская ювелирная фабрика. 1956. Диаметр 41 мм. Серебро, бакелит, горный хрусталь. Клеймо: 875 в форме лопатки, изображение профильной головы рабочего с молотком, повернутой вправо. Слева от профиля буква «а». Именник ЛЮ 6.

Мне захотелось детально рассмотреть эту брошку. Стиль этой черной, круглой, крупной, в позолоченной серебряной рамке броши не похож на помпезное украшение. Это скорее в стиле арт-деко. Середина прошлого века была наполнена техническим прогрессом, стремлением к преодолению пространства и времени. Человечество вступило в новую эру своего развития и это отразилось на композиционном решении данного изделия. Фильм с этой знаменитой брошкой люди смотрели, уже сидя у телевизоров. Одно это было необыкновенным событием в истории.

На обороте броши почти незаметные два клейма. На одном буквы ЛЮ 6, на другом клейме прописная латинская «а» (Инспекции пробирного надзора, 7 января 1954 – 7 мая 1958), с изображением головы рабочего, обращенной вправо, с шифром, расположенным слева – 875. Из этого следует, что производитель – Ленинградская ювелирная фабрика, выпуск 1956 года. Получается, что и эта брошь моего года рождения! Мистика какая-то. У меня закружилась голова от этого открытия.

Из интернета я узнала, что 1950-е годы ознаменовались новыми веяниями в прикладном искусстве. На смену тяжеловесной эклектике времен «сталинского ампира» пришел скупой, лапидарный конструктивизм. Вместо пышных орнаментов появились примитивные рисунки, состоящие из точек, треугольников, кругов, пятен и т. п. Вместо классических форм – неправильные модернистские конструкции. Пластика предмета как бы сбрасывала старую облезлую шубу и заменяла ее новой, легкой одеждой. Поэтому черная брошь выглядит так необычно. Иногда, глядя на этот дизайн, мне кажется, что это фара антикварного автомобиля в момент выключения света. Свет гаснет, а яркая точка еще остается. Может, это фара от автомобиля, на котором ездил Штирлиц?

На просторах интернета я познакомилась с исследователем, искусствоведом, историком ювелирного искусства, почетным академиком Российской академии художеств Валентином Васильевичем Скурловым. Из переписки с академиком я узнала очень интересные исторические факты. Передо мной открылись страницы далекого прошлого.

Листая архив академика Скурлова, я узнала, что в 1950—1960-х гг. Ленинградский ювелирный завод был расположен в трех местах: в Гостином дворе, в Мучном переулке и на Днепропетровской улице.

В Гостином дворе располагались цеха по производству золотых и серебряных украшений, браслетов и часов. В Мучном переулке изготовляли серебряную посуду и серебряные браслеты и броши. На Днепропетровской улице находилось камнерезное и гранильное производство.

Из воспоминаний ювелиров завода мне стало понятно, почему винтажные изделия той далекой поры несут нам теплоту и сладость.

Ювелиры вспоминают, что их учили выполнять работу с любовью и добротой. Старые рабочие говорили: «Если нет в душе доброты, работы не получится». За свой труд мастера-наставники, как и ювелиры высокой квалификации, в 1950—1960-х гг. получали зарплату до 2000 рублей (в ценах до 1961 г.) и 10 процентов «за личное клеймо», тогда как зарплата простого ювелира составляла 1200—1400 рублей. Для сравнения: директор фабрики получал в это время 800 рублей.

Валентин Васильевич, при всей его занятости, нашел для меня время и открыл тайну имени главного художника ювелира той эпохи создания моей загадочной броши. Имя это – Нина Эрнестовна Фогт.

Из автобиографии Нины Эрнестовны, которую она писала в 1953 году, я узнала, кто были ее родители и другие подробности её жизни. Прилагаю строки из ее биографии.

«Я, Нина Эрнестовна Фогт, родилась в Петербурге 1887 г. 14/27 января в семье служащего. Мои родители тоже родились в гор. Петербурге: отец в 1853 г., мать – в 1862 г. Отец, мещанин по происхождению, проработал 35 лет на фабрике «Русско-Американской резиновой мануфактуры» (ныне «Красный Треугольник»). Мать, по происхождению дворянка, была домохозяйка. Образование я получила в Литейной женской гимназии в гор. Петербурге. Специальное образование как художник я получила во-первых, в Обществе Поощрения Художников, которое окончила с 2-мя серебряными медалями и заграничной поездкой, а во-вторых – в Академии художеств, в которой я прошла полный 6-летний курс обучения, в 1918 году вышла на конкурс. Окончить конкурсную программу мне помешала Окт. Революция и мне пришлось работать в качестве чертежницы в отделе шос. и грунтовых дорог. Но с 1922 года я стала работать уже по специальности как художник график по оформлению детской книги в издательстве «Радуга» и других издательствах. В 1933 году Союз Рабис направил меня на должность художника-руководителя на Эмальерную фабрику ЛенИЗО, где по моим эскизам выполнялась продукция из серебра с филигранью и эмалью. Потом фабрика перешла на изготовление нагрудных знаков с изображением вождей, а в дальнейшем на производство брошей, браслетов, колец, ожерелий, запонок, пряжек из полированной эмали. Все это тоже выполнялось по моим эскизам. В 1949 г. в декабре месяце Эмальерная фабрика перешла в ведение Главювелирторга, который вновь воскресил филигранное искусство и предложил мне работать в этой области на этой же фабрике, чем я и занимаюсь по сей день. За свою работу на Эмальерной фабрике ЛенИЗО, где я проработала с 1933 по 1949 гг. я награждена 2-мя медалями «За Оборону Ленинграда» и за «Доблестный труд». По общественной линии я исполняла должность отв. секретаря Горкома ИЗО с 1928 по 1933 гг. и в это же время была избрана Членом Совета Рабочих и Кр. Депутатов Октябрьского р-на, а в дальнейшем Смольнинского района.