Алена Набокова - Голова пополам. Грядет Великая Битва

Кьяра осталась одна в привычной темноте и непривычной тишине. В руках она держала маленький серый пульт. Она еще долго смотрела на него и о чем-то думала.

###

Она бежала по темному тоннелю. Дыхание сбилось. Она снова и снова оборачивалась, но не смела остановиться. Она бежала. В блеклом желтоватом свете редких электрических ламп на стенах появлялись все более устрашающие тени – дьявольская ухмылка из темноты стены, горящие злобой глаза, длинный змееподобный красный язык, еще один, и еще – языки пламени охватили стены. Она споткнулась, вскрикнула, упала коленями на пыльный пол. Полсекунды на передышку. Вскочила, побежала. Как загнанный зверь. Куда? От кого? Ведь за ней нет погони. Нет! Бежать, бежать отсюда. Только вперед. Здесь ей не место. Пламя лизало ей пятки, но не обжигало. «Только падшие ангелы становятся демонами», – разнесся смеющийся голос под сводам бесконечного тоннеля. – «Ты – одна из нас. Тебе не убежать. Никуда не деться!…»

– Нет! Нет! – выкрикивала она и бежала, сбивая босые ноги в кровь.

Редкие слезинки теплыми ручейками сбегали по грязным от пыли щекам и оставляли за собой светлый след.

– Нет!!

Она остановилась как вкопанная – дороги больше нет, впереди обрыв, внизу только огонь. Беспощадный. Родной… Нет, беспощадный!

«…наполненный неугасаемым огнем дом боли и несчастий». Закружилась голова, чуть подкосились ноги. Неведомая рука едва подтолкнула ее в спину.

– Не-е-е-ет!!! – в ту же секунду она уже летела вниз, в красную пасть подземелья.

И вот она плывет в языках пламени, качается на них, как на волнах – огонь не обжигает ее. Он холоден и даже приятен, он успокаивает: «Ты дома». А слезы с новой силой хлынули из изумрудных глаз.

– Нет, нет… – шептали губы. – Это не правда! – кричала вслух.

«Правда…» – вторил ее словам таинственный голос из тьмы, – «правда…»

Марк уходил на работу поздно. К 9. Сегодня он, как обычно, проснулся в 7 и отправился в душ. Едва переступив порог ванной, он увидел оставленный там вчера Кьярой беспорядок. «Значит, мне все это не приснилось». Его взгляд упал на половую тряпку, неаккуратно брошенную в угол. Он усмехнулся и включил воду. «Чудна’я она какая-то. Нет, скорее, смешная, забавная… милая», – задумался Марк, – «А!» – горячая струя воды из душа обожгла ему спину.

Он быстро закрыл кран и выскочил из ванны. Взглянул на себя в зеркало, провел ладонью по едва появившейся щетине, сморщил нос, махнул рукой и, одев свежую рубашку, отправился завтракать.

Проходя мимо гостиной, он бросил быстрый, как ему показалось, взгляд в сторону дивана. Там приютился комок одеяла из которого торчали босые девчачьи ноги. Он подошел ближе, как ему показалось, всего на секунду. Из-под одеяла высовывался только маленький курносый нос. «Интересно, какие она видит сны?». Он коснулся края одеяла, Кьяра заворочалась во сне и перевернулась на другой бок. В руках она крепко сжимала серый пульт от телевизора. На лице у Марка появилась умиленная улыбка.

Сквозь красные шторы в комнату прорывались первые лучи утреннего солнца. В комнате пахло его любимым свежесваренным кофе. Кьяра тихо, но отчего-то тревожно, как ему показалось, посапывала на огромном белом диване в его гостиной. Вместо привычного по утрам музыкального канала, Марк наблюдал за ней. Во сне она хмурила брови и сжимала пальцы на ногах, а иногда вздрагивала всем телом, слегка.

Он неслышно закрыл входную дверь. Кьяра открыла глаза. В комнате никого не было. Только свет сквозь красные шторы и приятный, уже известный ей, запах его любимого напитка. И еще какой-то особенный, его , запах.

###

Стройная, даже худая молодая девушка неподвижно лежала на кровати и смотрела в одну точку на потолке. Светлые длинные волосы разметались по подушкам. На столике стояла фотография улыбающегося молодого человека со смеющимися льдинками глаз, настолько они были прозрачно-голубыми, и спадающей на них длинной пшеничной челкой.

Ты всегда благодарил меня, за то, что я была рядом с тобой. За то, что я была в твоей жизни. Ты говорил это так нежно, как только мог говорить влюбленный мужчина. А я слушала и любила. Ушами. Как глупая влюбленная девчонка в наспех нацепленных дешевых розовых очках. И я довольствовалась этим, не прося слов любви. Я принимала это за наивысший по чистоте комплимент. И старалась быть для тебя еще лучше. Старалась быть для тебя.

Мы говорим: «Спасибо тебе за то, что ты есть», когда не можем сказать: «Я люблю тебя».

После наших с тобой бессмысленных ссор, которые в последнее время случались все чаще, мы завели привычку мириться в постели. Ты клал мою голову себе на грудь, гладил волосы и говорил, что все уже в прошлом, что все это не важно. Но споры продолжались. С завидной периодичностью. Ты мог вспыхнуть из-за любой мелочи: невымытой чашки, цвета рубашки. Мы жили в твоей квартире, а у тебя, как ты помнишь, всего две комнаты. И спальня – только одна из них. Мы не могли не пересекаться. А жить в состоянии войны не хотелось никому. И мы мирились. В той самой единственной спальне. А после ты гладил меня по волосам и говорил, что все уже в прошлом.

Мы говорим: «Это – не главное», когда знаем, что у нас нет иного выбора, кроме как примириться.

Страсть накрыла нас с головой. В самом начале наших с тобой отношений. Говорят, счастливые часов не наблюдают. Да, это так. Мы посвящали друг другу каждую свободную от повседневности минуту. Мы были так счастливы вместе! Тогда казалось, что это счастье продлится вечно. Ты не уставал повторять, что так будет всегда. И я снова верила тебе, любуясь изгибом твоих алчных губ. Ты говорил это до последнего. До последнего дня нашей встречи. И даже в тот день, с утра, ты прошептал мне на ухо, что мы всегда будем вместе. Но, как никогда не нужно говорить «Никогда», так, наверное, нельзя утверждать, что что-то будет навсегда. Все рано или поздно заканчивается. Последние месяцы ты повторял свое извечное «Вместе навсегда» почти без эмоций, как обязанность, а иногда и вовсе нехотя. Но я не слышала, не хотела слышать этих погребальных интонаций. Уже тогда ты хоронил наши отношения.

Мы говорим: «Навсегда», когда нам не хочется смотреть на часы.

Наши отношения строились на полном и взаимном доверии. Мы ничего друг от друга не скрывали. Мы никогда друг друга не ревновали. Ты говорил, что это не имеет смысла, что ты никогда (опять это никогда ) меня не предашь и не променяешь на другую. Ты говорил – никогда, и это случилось. Хотя, ты ушел не к другой, ты просто ушел от меня. Ушел в пустоту, оставив меня в одиночестве. Бросив меня одну. А я так привыкла к тебе. Я не представляла себе жизни без тебя. Я смотрела тебе в спину доверчивыми щенячьими глазами и виляла хвостом, когда ты закрывал дверь. В последний раз. Я не хотела верить, что ты больше не придешь. Мне хотелось надеяться. И я дарила себе эту надежду еще несколько дней после. Я впала в слишком сильную зависимость от тебя. А ты всего лишь играл со мной.