Григорий Поздняков - Полет в никуда

Шарапов послал всех «на хуй» и вышел за дверь.

Настроение было испорчено, и я предложил еще выпить, мы откупорили бутылку, потом еще одну, и силы после этого инцидента начали восстанавливаться:

– Борис, не обращай внимания на этот кретин.

– Да, я знаю, мне такое не раз говорили. Ну, ведь у него есть свое

мнение. И я думаю, что доставил ему огромное удовольствие, дав возможность высказать это мнение мне в лицо.

– Да, это уж точно, он теперь будет всем рассказывать, что

Гребенщикова на хуй послал

– Ну, хоть в чем-то я ему угодил.

Б.Г. взял гитару и начал петь свои песни. Перед каждой песней он давал небольшие комментарии. Он пел часа два, потом отложил гитару и сказал:

– Ну, четверть своей нормы я выполнил.

Портвейн опять пошел в дело.

Мы поставили Б.Г. послушать группу «Воскресение».

– Я был у них на концерте, они меня приглашали.

– Ну и как? – поинтересовался я.

– Очень был пьяным, после первой песни я уснул на колонке, потому

что слушал их за кулисами.

– Когда выйдет твой новый альбом?

– Мы сейчас пишем материал, название его будет «Радио Африка». Там

будут очень хорошие песни.

– Спой из «Радио Африки» что-нибудь.

– Этот альбом электрический и на гитаре это не сделать. Будет

слушаться очень плохо и скучно.

– А когда он выйдет?

– Думаю, что через месяц.

Б.Г. пел еще часа полтора, потом делать это было все труднее, пальцы не слушались, и язык начинал заплетаться.

– Может, отвезешь меня домой, а Аню на Снегиревку забросите, – еле

проговорил Борис.

– Нет проблем!

Мы помогли ему одеться, нахлобучили кроличью шапку и пошли ловить такси.

– Ребята, мне у вас очень понравилось. – Б.Г. расплылся в улыбке. – Я

обязательно приеду к вам еще.

– Будем рады тебя видеть, Борис.

Мы попрощались, обменялись рукопожатиями, и великий и неповторимый Б.Г. уехал домой. Пьяный и с тридцатью рублями в кармане.

Да, в наше время все делалось просто.

Сейчас Борис Гребенщиков – это легенда, патриарх отечественного рока. А в 80-е годы его можно было запросто пригласить домой за символичную плату и послушать любимые песни Рамсеса IV.

Но без таких домашних «сейшнов», наверное, не состоялся бы великий Б.Г.. Это было нужно ему, и это было нужно нам.

«Аквариум» набирал обороты через «магнитофонную индустрию». Не было пластинок, компакт-дисков, не выпускались кассеты, но поклонники группы знали песни «Аквариума».

Сведения о концертах передавались при помощи «сарафанного радио» с молниеносной быстротой. На группу «Аквариум» всегда были аншлаги, и билеты продавались из рук в руки за символическую плату. Многие директора Дворцов культуры и местных клубов рисковали своим местом работы. Но, на свой страх и риск, устраивали концерты опальных исполнителей.

Слух о том, что в общежитии выступал Борис Гребенщиков, разнесся по всему институту киноинженеров, и, конечно же, об устроителе сего мероприятия.

Я сидел на лекции и конспектировал за преподавателем, когда зашла секретарь нашего факультета и попросила преподавателя отпустить студента Позднякова Григория с лекции. Я вышел за ней, и она повела меня в деканат. В комнате я увидел человека в костюме, на лице у него были одеты аккуратные позолоченные очки. Он сидел за столом и пил чай.

– Здравствуйте, Григорий, – вежливо обратился он ко мне.

– Здравствуйте, – неуверенно ответил я.

– Меня зовут Андрей Иванович, я хотел бы поговорить с вами наедине, —

он посмотрел на секретаря, и та вышла за дверь.

– Вы давно знаете Бориса Гребенщикова? – начал он издалека.

– А что?

– Я из комитета государственной безопасности.

– Он что, преступник какой-то? Почему он вас так интересует?

– Нет, он не преступник, но он ведет аморальный образ жизни и своим

поведением растлевает нашу советскую молодежь.

– Да? – вопросительно посмотрел я на него.

– Да. И скажу более того, его песни несут антисоветскую пропаганду. А

Вы, Григорий, насколько я знаю, устроили его концерт в общежитии вашего института.

– Но я его песни, наверное, не понимаю.

– А зря, Вы вслушайтесь в его тексты, там явно сквозит антисоветчиной.

За этим человеком мы наблюдаем уже очень давно. И я хотел, чтобы Вы были нашим помощником.

– Но в чем я могу быть вам полезен, Андрей Иванович?

– Вы должны нам сообщать, где Гребенщиков собирается устраивать

концерт, с кем он общается, с кем живет. Мы должны знать об этом человеке все. Рано или поздно, но этот аморальный тип кончит плохо, поверьте мне.

– Я никогда не думал об этом, что это так серьезно.

– Так Вы будете нам помогать или нет?

– Андрей Иванович, если я откажусь, что будет тогда?

– Но Вы же не хотите, чтобы у Вас были проблемы в институте?

– Нет, не хочу.

– Вот, возьмите мой телефон, и позвоните мне, если что-то Вам будет

известно, – он протянул мне листок, на котором от руки был написан телефон. – Я желаю Вам удачи и жду вашего звонка. А теперь Вы можете идти на лекцию

Я вышел из деканата с таким ощущением, что на меня вылили холодный ушат воды. Оказывается, не все так просто, и Борис Гребенщиков – человек весьма неблагонадежный. Но мне, чертовски нравились его песни, и с этим я поделать ничего не мог.

В тот же вечер я отправился домой к Борису. Позвонил в дверь. Ее открыл сам Б.Г.

– Привет!

– Привет! Что, еще концерт хочешь сделать?

– Да нет, Борис, на меня КГБ «наехало». Они хотят знать, с кем ты живешь.

Борис рассмеялся:

– Я живу с женщиной. Им это надо знать? Григорий, не бери в голову.

Они за мной уже целый год наблюдают. И что с того? Я продолжаю

выступать и пишу песни. У них лучшая агентурная сеть в мире. И я у них стою на особом счету.

– А ты что, антисоветчик, что ли?

– Да какой я антисоветчик! Я просто делаю то, что мне нравится. Я пью

вино, я пою песни и играю музыку. Вот и вся моя антисоветчина. Не переживай, все образуется. Буду нужен – заходи.

Мы попрощались, и я ушел.

Странная жизнь, странная игра, я впутался в историю, и моя наивность стала куда-то улетучиваться. Подпольная музыка, КГБ, неформалы – все это закручено в единый клубок. И этот клубок распутается еще не скоро.

Я не мог понять, почему такого классного музыканта, поэта объявили диссидентом. Мне кажется, что и сам Гребенщиков этого не понимал.

А с другой стороны, эта история показалась мне смешной. Интересно, в какой песне сквозит антисоветчина? В «Козлодоеве» что ли или в «Мочалкином блюзе»?

Мне казалось, что тексты «Аквариума» самые безобидные в мире. Они об очень многом и, в то же время, они ни о чем. Но уж явно не антисоветчина. Может быть, эти КГБэшники просто страдают от безработицы и им нечего делать, только вынюхивать у Гребенщикова, с кем он живет и с кем общается. А, может, они страдают от непонимания его текстов и поэтому ему ставят такое клеймо?