Извас Фрай - Книга Белого

Не битва, но мясорубка.

Я стоял, прижавшись к какой-то стене. В одной руке – я держал пистолет. К верху своей трости я приделал нож, а нижнюю часть – заострил. Я был весь мокрый и залитый грязью, смешанной с кровью. Всех, кто приближался ко мне – ждала одна и та же участь. Никто не мог пристрелить меня, потому я сливался с тенью и мраком ночи, становясь лишь призрачной фигурой, чей контур стёрт. Каждый сам за себя – это единственное правило игры на выживание. Никому нельзя было доверять здесь.

С трудом, я сохранил крупицы разума. Это помогло мне вскоре прийти в себя, но до конца дней помнить случившееся. К счастью, меня кто-то сильно ударил ружьём или камнем по голове – я никогда не узнаю, кто это был – и я упал на землю без сознания…

Проснулся я оттого, что меня клевала какая-то птица. Не самое лучшее начало дня. Я отогнал её. Та недовольно закаркала, но ничего не могла возразить – ей пришлось искать себе другую добычу, сражаясь со своими многочисленными сородичами за право на маленький кусочек.

На моей шее лежала чья-то нога. Я отодвинул её и попытался встать. Когда я более-менее смог различать окружавшие меня предметы, я обнаружил, что со всех сторон на меня глядят изувеченные до неузнаваемости лица мертвецов. Мне пришлось пробивать себе сквозь них путь на волю. Я никогда не забуду одного лица: возможно, когда-то красивого, но теперь – лишь куском красного, плохо пахнущего мяса на кости. Как оно смотрело на меня, сквозь пустые зрачки глаз…

Я силой сдерживал рвоту. Мне приходилось пробивать себе выход из улиц города мертвецов, сквозь горы холодных тел. Вороны терзали то, что осталось живого в них. Я отчаянно искал уцелевших и не находил ни одного. Меня охватило отчаяние. Я уже начал думать, что одному мне удалось пережить самую страшную ночь в моей жизни. Как услышал сдавленный стон, пробившийся сквозь оглушительное карканье птиц.

– Дженерель! Дженераль!

Из последних сил, с сердцем, полным надежд, я откопал молившего о помощи. Им оказался солдат врага. Я посмотрел на его мундир и определил, что это был сержант.

– Послушай, – умолял он меня, вырывая из себя слова, будто это были зубы, – в сумке у меня лежит фрагмент старой рукописи, за владение которой я убил человека в Буэнос-Айресе. Тебе покажется, что это – бессмыслица. Но поверь – тот, кто писал воспоминания о своей жизни, хранит секрет. Я никогда не смогу сложить все фрагменты рукописи. Прочти тот листок, которым я владею. И сохрани его. Сохрани. Однажды, будет человек, который соберёт все части воедино…

Одно время, я был убеждён, что он умрёт раньше, чем закончит свою речь. Но, только сказав всё до конца, он позволил себе роскошь оставить этот мир, принесший ему столько боли. Я запустил руку в его сумку и достал из неё все, что было. Немного денег, старые фотографии, любовные письма, жетон с именем – Хосе-Антонио Боливар – и, наконец, небольшой листок, пожелтевший от старости, исписанный неразборчивыми значками, но, видимо, знакомого мне языка.

Я спрятал его под мундир. Взял ружье и воспользовался им как посохом. Я шел медленно, преодолевая каждый метр с нечеловеческими усилиями. Под конец, я свалился с ног, не в силах сделать даже шагу. Я бы и погиб там, если не услышал вдалеке, как скачет конница красной гвардии. Новая надежда дала мне сил подняться. Всадники заметили меня и направились ко мне…

Я лежал в госпитале, медленно приходя в себя от пережитого шока и множества ранений. Доктор говорил мне, что я – необычайный счастливец. А священник – что бог бережёт меня для чего-то. Вот бы самому понять – на кой чёрт сдалась этому гаду столь жалкая душонка – как моя?!

ЕВ часто навещал меня. Когда я достаточно окреп, чтобы вести беседу с ним, он заговорил:

– Ты просто отлично сделал свою работу, друг мой, – он раскуривал сигарету прямо у меня в палате, – согласен, позиции мы, всё-таки, потеряли. Но твоя верность продолжает поражать меня. К тому же, мы больше не обороняемся, а идём в контратаку. С юга приближаются войска герцога Балинддера. Когда наши ряды будут пополнены, мы вместе разобьём остатки войск противника и сполна отмстим им за все ужасные годы войны. Можешь считать, что всё это – твоя заслуга. Сам бы я давно проиграл. Только на таких людях как ты – до сих пор стоит страна, со всех сторон окруженная врагами.

Он разлили вино по двум бокалам и поднял один в мою честь. Я слегка приподнял другой за ножку и чокнулся с ним.

– Кстати, дружище, сколько их было?

– Тысяча.

– А в…

– Двести одиннадцать.

– Хороший генерал, – уважительно покачал он головой, прикрыв глаза, – и я не оговорился. Теперь, ты – генерал-майор королевских войск. Ты заслужил.

– Спасибо, ВВ.

– Не благодари. Это – меньшее, что я могу для тебя сделать. Ты – национальный герой. Люди любят тебя. Мы выигрываем войну. Ты одержал героическую победу.

– Битву выиграл не я, а солдаты.

– Я не могу их отблагодарить лично. Но их память будет увековечена. Я уже заказал лучшему скульптору германии мемориал героев отечественной войны. Скоро, мой друг Даниэль, очень скоро кончится война.

– Сколько людей…

– Лучше даже не считать. Но зато тем, кто выжил, предстоит отстраивать заживо сгоревшую страну. И я обещаю тебе, дружище – она будет прекрасной.

– А ведь когда-то было так, как не было больше никогда…

– … когда-нибудь, настанут времена, когда будет так, как не было никогда до них.

С этих слов начиналась одна румынская сказка. Не знаю, возможно, с этих самых слов начнётся реальность – та самая, которую заслужил наш народ, не смотря на всё пережитое им горе?..

В полночь, за чашкой эфиопского кофе и при пламени свечи, я, вооружившись ящиком для читательских принадлежностей, принялся расшифровывать рукописи, найденные в сумки убитого солдата, ради которых, по его словам, он даже убил человека вечером, в Буэнос-Айресе:

«…сорок лет спустя, я всё так же находился в Х – маленьком городе на безымянном острове, затерянном глубоко в бескрайнем океане. Я был заточён в панцирь собственного тела и безграничного одиночества, заглядывая в зеркало своей души. Среди людей – самый одинокий, среди груды камней. Я имел возможность наблюдать всю их жизнь. Я был рядом с ними, когда они рождались. Я был рядом с ними, когда они делали свои первые шаги. Я был рядом с ними, когда они находили смысл своей жизни. Я был рядом с ними, когда зеркало перед их губами переставало потеть. Много раз я пытался завести разговор хоть с одним из них. Они редко говорили друг с другом. Но со мной – никогда. Они смотрели на меня пустыми глазами – безусловно, замечая моё присутствие. Но все они были статуями, надевавшими в подростковом возрасте каменные маски и снимающие их только перед лицом смерти. И ни разу – ни один из них – мне не ответил. Они лишь печально глядели на меня. А затем – с тем же видом – отводили глаза. Я был живым человеком – я говорил себе это каждый раз, когда просыпался. Я засыпал с этой фразой на устах: «Я всё ещё жив», но лишь для того, чтобы не сойти с ума. Но уже сорок лет – беспроглядных и мимолётных – я был уже мёртв. Я не мог покинуть Х – меня бросало в ужас от одной только мысли об этом. Океан окружил меня со всех сторон. Каждый день я возвращался с очередной прогулки к себе в особняк с мыслью о том, что ещё один день прожит зря. Я не имел никакого шанса покинуть эту тюрьму. И изо всех сил – я пытался вспомнить – кем же был раньше? Чем заслужил столь жуткое наказание? Но сколько бы я не мучил себя – ответом мне служило молчание. Оно было единственным моим спутником на всём этом прямом пути, лишенным цветом. По ночам, ко мне приходили краски. Я чувствовал запах красного – я пробовал его на вкус и мог дотронуться до него кончиками пальцев. Красный снился мне долго. Он был жесток. Под утро, я добывал красный цвет, порезав палец. Кровь была бесцветна, но смешавшись с морем – становилась красной. Я рисовал серыми и красными красками на камнях, домах, дверях, небесах. Я продолжал ждать других цветов. Я знал – не понимаю, откуда – что заполучив все цвета, я обрету долгожданную свободу и покину Х. Вся земля была залита красным. Я держал голову высоко. Никто не знал об этом цвете больше меня. Что такое красный? Что такое цвет? Цвет – это то, как мы чувствуем этот мир. У меня сохранилось воспоминание, как один философ говорил мне, что существует бесконечное множество мнений об этом мире. Сейчас, я бы ответил ему, что это не так. Количество взглядов ограничено количеством цветов – но их миллионы, потому, они и кажутся необъятными. Но даже звёзд в небе – не бесконечность. Красный – это гордый взгляд на жизнь. Он – повелитель. Он – не терпит конкуренции. Он готов затмить своим величием любой другой цвет. Однажды, я нарисовал пейзаж, состоящий только из красного цвета. Он был слишком идеальным, чтобы существовать. И я уничтожил его. Возможно, проведя столько лет в одиночестве, я сошел с ума. Но всё самое лучшее, что создало человечество – было создано сумасшедшими. Даже, если я потерял разум, я открыл свою собственную истину. И с её помощью – готов совершить самый невероятный побег в истории – побег из девятого круга ада. Я готов поделится тайной своего волшебства… Эта история началась тогда, когда у меня – одинокого волшебника – появилась надежда на спасение. Это был обычный день. Я взбирался на скалы в беспомощных попытках убить себя, результатом которых, была лишь лёгкая головная боль. Тогда, я увидел её…»